Мой ребенок постоянно сидит в интернете и больше ничего не хочет. Что делать

Известную фразу «Хотеть не вредно, вредно не хотеть» можно сделать эпиграфом к этой статье. Именно проблема отсутствия стремления к чему-либо часто и является причиной .

Конечно, родителей главным образом тревожит нежелание ребенка учиться. Тема школьной успеваемости, безусловно, очень важна и действительно серьезна, поэтому требует отдельного разговора. В этой статье мы рассмотрим ситуацию, при которой подросток не хочет вообще ничего. На первый взгляд...

Мотивация деятельности

Интересная деталь: чем больше родитель хочет чего-то от ребенка, тем больше этот ребенок ничего не хочет. И получается, что родитель решает невыполнимую задачу: как найти какой-нибудь хитрый педагогический прием, чтобы заставить, принудить ребенка хоть что-нибудь делать. По поводу успешности этой задачи вспоминается пословица: «Можно затащить лошадь в воду, но нельзя заставить ее пить».

Чем сильнее вы давите, тем сильнее сопротивление. И задача как раз в том, чтобы не давить, а найти причину сопротивления и убрать ее.

Ошибка родителя в том, что хочет именно он, а не ребенок.

Вот он секрет! Не родитель говорит: «Хочу, чтобы он, ему (ей) это надо», а подросток говорит: «Я хочу, мне надо это». А ведь «хотеть» – это навык, который нужно сформировать. Хотя часто нужно просто не заглушить гиперопекой желание ребенка узнавать что-то новое.

С юных лет ребенка необходимо учить слушать себя, свои желания, разбираться в том, что ему хорошо, что плохо. Поощрять и развивать любознательность, желание подражать взрослым, вовлекать их в совместную деятельность, развивать навыки самообслуживания.

Ведь действительно понятно отчаяние родителей, когда 13–15-летний «здоровый лоб» любого пола не может (не привык) за собой убрать грязную тарелку, не ухаживает за своей одеждой, у него нет никаких . И еще не желает учиться, ничем не интересуется и не имеет внятных желаний. Но ведь поначалу это все закладывается родителями. Не приучали к ответственности, не учили, не ставили границ, ограждали от всего (в том числе от домашних обязанностей), не давали хотеть и пробовать себя в разных делах. И вот теперь – закономерный итог: к подростковому возрасту дитя ничего не умеет и не хочет. Если запрещать, решать и отвечать за ребенка, то откуда у него возьмутся осознанные желания, умения и ответственность?

Благими намерениями вымощена дорога в ад. Родительское знание о том, как лучше для моего ребенка, необходимо для годовалого ребенка, важно – с года до трех, с трех до семи – «временами отдыхает», с 7 до 12-13 – применяется в крайних случаях. А уже старше 13 лет – применяется, только если подросток сам обратился за помощью.

Почему мой ребенок ничего не хочет?

Задавая вопрос, почему мой ребенок ничего не хочет, спросите себя: «Что я делал не так? Может быть, у ребенка были какие-то желания и интересы, но мне они показались глупыми, пустыми или просто несвоевременными? Я запретил, и мой ребенок просто не захотел или не смог сопротивляться мне?»

Желая ему вроде бы только хорошего, вы мешаете ему развиваться! Спросите у ребенка, что он хочет, что думает по этому поводу, дайте возможность сделать что-то, даже если не получится, даже если, по вашему мнению, это неправильно. Пусть ошибется, пусть встретится с отрицательными последствиями своего действия или бездействия.

Только пробуя, учась, осознавая, человек познает себя, свои желания, возможности, сильные и слабые стороны.

Если вы контролировали ребенка с детства, отдавать контроль будет очень непросто. Не ждите, что все исправится быстро, за неделю. Вы к этому не привыкли, и подросток, дожив до 14, 15, 16, 17 лет не знает, как это – отвечать за себя.

Знание о том, как лучше для кого-то (даже если это собственный ребенок), – единственное знание, способное искалечить жизнь. Звучит жестко, но это правда! Не совершайте этой ошибки.

Ирина Иванникова

Подростковый период у современных детей начинается значительно раньше классических 13 лет. Уже десятилетние мальчики и девочки отстаивают самостоятельность, пытаются отделиться от родителей и добиться права делать что вздумается. Редакция Chips Journal поговорила с подростковыми психологами центра «Точка» Марией Завалишиной и Анной Привезенцевой и выяснила, что делать, если ребенок не интересуется ничем, кроме роликов на YouTube, грубит и проверяет родителей на прочность.

Что делать с детьми, которые в 10-11 лет уже ничего не хотят? Родители прыгают вокруг них, возят отдыхать, предлагают кружки, а все, чего хотят дети, - это торчать в интернете.

Анна : Ребенок ничего не хочет - это традиционный запрос к психологу, достаточно частая ситуация. Худшее, с чем это может быть связано, - начало развития депрессии. Но когда ребенок психологически здоров и просто ничего не хочет, мы объясняем это следующим образом: в подростковом возрасте начинает формироваться самосознание - ребенок стремится понять, какой я, чего я хочу, чем мне заниматься, как дальше жить. Для того, чтобы понять, кто такой я, хочется сначала отказаться от всего, что не я.

Соответственно, все родительские предложения и идеи, как провести свободное время, автоматически становятся неактуальными. Потому что это не я придумал, это не я затеял, и все, что предлагают родители, автоматически - нет.

И если в тот момент, когда ребенок отказывается от чего-либо, родители спокойно это воспринимают, уходят от давления, у него появляется время и простор для того, чтобы начать ориентироваться в том, чего он хочет. Это не автоматически происходит и может занимать довольно много времени. Но этот процесс очень важный, нужно с уважением к нему относиться: это такой способ научиться делать выбор.

Но дети не сидят, отвернувшись к стене или глядя в потолок, они чаще всего заняты гаджетами или телевидением. Как быть с таким «ничего не хочу»?

Мария : На фоне личностных изменений очень важно помнить, что есть довольно серьезные нейрофизиологические изменения. Биохимия мозга подростков очень сильно отличается от взрослых людей. Если грубо совсем говорить, то нейромедиатор, который влияет на все познавательные процессы, отвечает за систему вознаграждения и удовольствия и частично за стрессоустойчивость, у подростков вырабатывается в гораздо меньшем количестве, чем у взрослого. В том числе с этим связано ощущение постоянной скуки и недовольства у подростков.

Но в тот момент, когда происходит какое-то действие, связанное с наградой, этот нейромедиатор вырабатывается в гораздо большем количестве, чем у взрослых. Подросток находится как бы на качелях: большую часть времени он в подавленном состоянии, но как только он получает «награду», он погружается в мир огромного удовольствия. Что именно может быть наградой - это отдельная тема. Как правило, это связано с одобрением сверстников или с какими-то достижениями внутри игры, а также с рискованным поведением (которое может проявляться в разных формах). У детей этого возраста в принципе энергии немного, но стремиться к награде готовность довольно высокая. И если мы говорим о гаджетах, это очень быстрое и простое удовольствие; то, что всегда в доступе.

И, конечно, ребенку очень сложно остановиться: чем больше ты погружаешься, тем больше тебе хочется. И еще: те структуры, которые отвечают за контроль и произвольность в мозге, у подростков еще не созрели. И они оказываются в клетке: с одной стороны, поток удовольствия, с другой стороны – скука, а с третьей – невозможность как-то себя регулировать и осознавать последствия.

Но это значит, что родителям нужно вступать в конкуренцию с гаджетами? Предлагать интересные занятия и постоянно развлекать.

Анна : В 11-12 лет у родителей еще есть возможность повлиять на поведение детей: роль родителя в это время достаточно велика. Кто-то решает это путем запрета и ограничения гаджетов. Это какое-то время работает, но потом ребенок все равно скажет в грубой форме: до свидания со своими указаниями и советами. Я не видела благополучных историй, когда родители контролировали время использования гаджетов: как правило, эти попытки обречены на провал за редким исключением.

Договоренности вроде «ты играешь два часа, а потом идешь делать уроки» ребенок будет нарушать. Он все равно будет играть сколько хочет, потому что удовольствие выше договоренности.

Но тем не менее кое-что можно сделать. Например, разговаривать с ребенком. Не говорить ему: «ты должен ходить в спортивную секцию», а разговаривать в ключе его личного развития. Вроде: «вот смотри, ты растешь, твое тело меняется, важно и хорошо, наверное, было бы следить за своей фигурой, за своим телом. Было бы здорово, если бы ты ходил на какие-то спортивные занятия. Давай посмотрим, какие есть и что бы тебе из этого хотелось и было бы интересно».

Путем переговоров родители могут достичь своей цели: ребенок три раза в неделю занят спортом, а не сидением в гаджетах. Но цель достигается не прямым запретом, а путем расширения детских возможностей, кругозора. Важно, чтобы ребенок научился выбирать, имел эту опцию выбора.

Важен диалог: не «ты будешь ходить на английский, потому что ты двоечник», а «смотри, тебе хочется путешествовать и классно будет, если ты выучишь какой-нибудь язык». Кстати, игры или видео-ролики тоже могут быть отправной точкой для таких разговоров. Например, если дети играют в онлайн-игры, там часто бывают иностранные команды, а в YouTube много англоязычных блогеров, и у ребенка появляется потребность понимать другой язык.

Мой призыв таков: не нужно объявлять вето на игры, потому что чаще всего это противостояние доводит до серьезного конфликта. Игру надо вплетать в действительность ребенка таким образом, чтобы она не являлась центром его жизни и центром ваших бесед и отношений.

Часто в семье борьба за отказ от гаджета доходит до такого абсурда, что родители и дети просто прекращают общаться на какие-либо другие темы, как будто кроме того, сколько ты сегодня часов играл и сколько это может продолжаться, и говорить больше не о чем. Родители вступают с ребенком в зависимые отношения и начинают таким образом поддерживать его зависимость. Важно все-таки поддерживать здравомыслие: меньше паники и больше конструктивных предложений.

Мария : Сейчас меняются вообще все процессы, отвечающие за восприятие, концентрацию внимания, память. Подростки сегодняшние и те, кто был подростками десять лет назад, очень сильно различаются. Даже на уровне физиологии: у них разные способы восприятия информации. И люди еще пока не очень понимают, что с этим делать. Мне кажется, я выступлю этаким злым полицейским, но у меня другая позиция в отношении гаджетов: контроль должен начинаться в детстве, а не когда подросток уже играет. Я согласна, что поздние запреты не сработают, но ограничения очень важны, потому что ребенок сам не в состоянии их регулировать. Они должны появиться в раннем возрасте, когда ребенок соприкасается с цифровой техникой. Но главное, это не должно быть скандалом, насилием, и не должно начинаться спонтанно и внезапно.

С подростками младшего возраста более-менее понятно, а как взаимодействовать с более старшими детьми, которые ничего не хотят? Давить уже нельзя, а что можно? Может быть, нужно «стать ребенку другом»?

Мария : Все-таки родитель – не друг. Друзья у ребенка есть, и у них другая функция, другие отношения. А у родителя есть позиция, которая предполагает в том числе и введение ограничений, выстраивание границ и прочую регуляцию. Просто во всем должен быть баланс.

Анна : Я согласна с тем, что функция родителя, это не «быть другом». У родителя есть ответственность за ребенка. Он юридически, по крайней мере, отвечает за него. Но нужно понимать, что ответственность родителя тоже имеет свои пределы, она не безгранична. Контролировать человек может только то, что принадлежит ему – например, свое тело, свои чувства, эмоции, мысли. Но контролировать другого человека, в частности, подростка он не может. Как бы ему ни хотелось и как бы его ответственность не диктовала ему это.

Жесткие попытки контроля подростка выглядят как насилие, и по сути им и являются. Эти попытки, как правило, встречают жесткий отпор со стороны подростка, но если у него недостаточно сил, чтобы бороться, он просто тихо саботирует. Например, родитель говорит: «Садись, делай уроки». Подросток как бы садится за стол, открывает учебник и ковыряет в носу оставшийся вечер.

Все, что родитель может сделать в данной ситуации, это сказать прямым текстом: «я считаю, что тебе было бы намного важнее и полезнее заниматься тем-то и тем-то. Я готов тебе предоставить возможности. Готов за тебя заплатить, готов тебя записать, готов тебя отвести, готов тебя поддерживать. Если нужна помощь, готов будить тебя по утрам, и так далее. Я все это готов делать, потому что я за тебя волнуюсь и тебя люблю. Но дальше наступает твоя ответственность». Такой разговор возможен где-то лет с тринадцати, четырнадцати. И дальше на этом моменте все, точка. Родитель больше ничего сделать не может. Подросток должен сам научиться брать ответственность за себя, за свою жизнь.

Чем раньше родитель избавится от иллюзии, что есть какие-то хитрые методы, которые способны заставить подростка делать то, что он хочет, тем меньше сложностей обретет и он, и подросток.

Часто на протест уходят все силы подростка, он борется с родителями вместо того, чтобы сесть и подумать, что делать с жизнью. И когда подростки оказываются в ситуации, что никто на них не давит, они начинают что-то делать сами. Через какое-то время. У всех по-разному это происходит в зависимости от интеллекта. Кто-то через месяц это понимает, кто-то через год, кто-то через два. Но в какой-то момент они все понимают, что так дальше жить нельзя, надо что-то делать.

Если родители при этом не давят, спрашивают, как дела, кормят обедом и так далее, то у подростка появляется возможность все-таки воспользоваться предложением родителей или придумать что-то свое и попросить родителей о помощи. Вот, как-то так я себе это представляю.

В психологическом центре «Точка» открыт набор на групповые занятия для подростков 11-17 лет, и для детей 9-10 лет. Есть также возможность записаться на индивидуальную очную или скайп-консультацию.

рПЮЕНХ РПДТПУФЛЙ ОЙЮЕЗП ОЕ ИПФСФ Й ОЙ ЮЕН ОЕ ЙОФЕТЕУХАФУС?

ч НПЕН РПМЕ ЪТЕОЙС ЕУФШ ОЕУЛПМШЛП РПДТПУФЛПЧ. й ЧПФ ЛБЛХА ЛБТФЙОХ С ОБВМАДБА - ПОЙ ОЙЮЕЗП ОЕ ИПФСФ!!!

НПК УПВУФЧЕООЩК ТЕВЕОПЛ (17 МЕФ), ПЛПОЮЙМБ ФПМШЛП-ФПМШЛП ЫЛПМХ, Й ДЕФЙ НПЙИ РТЙСФЕМШОЙГ (ФПЦЕ ПФ 13 ДП 17 МЕФ) ОЙЮЕЗП Ч ЬФПК ЦЙЪОЙ ОЕ ИПФСФ. с МАВМА ПВЭБФШУС У РПДТПУФЛБНЙ, НОЕ ЙОФЕТЕУОП, ЮЕН ПОЙ ДЩЫБФ, ЮФП ДХНБАФ РП ТБЪОЩН ЧПРТПУБН, МАВМА У ОЙНЙ РПЖЙМПУПЖУФЧПЧБФШ. й ЧПФ ТЕЪХМШФБФ НПЙИ ОБВМАДЕОЙК.

ПОЙ ОЕ ДХНБАФ П УЧПЕН ВХДХЭЕН, ЧУЕ РПЗПМПЧОП ЛБЛ ВЩ РПДУПЪОБФЕМШОП ЙУРПЧЕДХАФ МПЪХОЗ: ЧУЈ ЧУЈ ТБЧОП, ЙМЙ "ЮФП ЧПМС, ЮФП ОЕЧПМС - ЧУЈ ПДОП..." (ЬФП ЙЪ ФЕМЕУЛБЪЛЙ). "оХ РПУФХРМА Ч ЙОУФЙФХФ, ОХ ОЕ РПУФХРМА, ЮФП, ЦЙЪОШ ЪБЛПОЮЙФУС?" оХ ХЮХУШ УЕКЮБУ Ч ЫЛПМЕ, РПФПН Ч ЙОУФЙФХФ РПКДХ, ОХ ВХДХ ТБВПФБФШ...

ФБЛПЕ ПЭХЭЕОЙЕ, ЮФП ЧУЕ ПОЙ ХЦЕ УФБТЙЛЙ, ЛПФПТЩН ОЙЮЕЗП ОЕ ИПЮЕФУС, ЗМБЪБ ОЕ ЗПТСФ, Й ФПМШЛП ВЩ МЕЦБФШ ОБ ДЙЧБОЕ Й ФЕМЕЛ УНПФТЕФШ. чУЕ ДЕМБАФ, ЛБЛ ВХДФП УПООЩЕ, ДБЫШ ЛОЙЗХ ЙОФЕТЕУОХА (НЩ У РПДТХЗБНЙ ЕЈ ФТЙ ЮБУБ ПВУХЦДБМЙ, ЮХФШ ОЕ РЕТЕУУПТЙМЙУШ), ОХ РТПЮЙФБЕФ, УРТБЫЙЧБА, ЛБЛ ЛОЙЗБ, Б НПС ДПЮШ - ОХ ФБЛ...ЙОФЕТЕУОП (Б ЗПМПУ, ЛБЛ РТП НБООХА ЛБЫХ ЗПЧПТЙФ, ВЕЪЦЙЪОЕООЩК ФБЛПК...).

РПЮЕНХ ФБЛПЕ РТПЙУИПДЙФ? йИ ТПДЙФЕМЙ Й С УБНБ - УПЧЕТЫЕООП ОЕ ФБЛЙЕ, Х ОБУ Й ИПВВЙ ЕУФШ, Й ЧУЈ Ч ЦЙЪОЙ ОБН ЙОФЕТЕУОП, Б ЙН - ойюезп!!!

ЮФП ДЕМБФШ У УПВУФЧЕООЩН ТЕВЕОЛПН, Й ЮФП РПДУЛБЪБФШ РПДТХЗБН?

пФЧЕФЙФШ

зЕОБ 28 НБС 2002 ЗПДБ

96 50

пФЧЕФ НПЦЕФ ВЩФШ РТПУФЩН... рПДТПУФЛЙ ОЙЮЕЗП ОЕ ИПФСФ Й ОЙЮЕН ОЕ ЙОФЕТЕУХАФУС, РПФПНХ ЮФП ЙНЙ ОЙЛФП ОЕ ЙОФЕТЕУХЕФУС Й ОЙЛФП ОЕ ИПЮЕФ РПУЧСФЙФШ ЙН ЧТЕНС. лПОЕЮОП, ЕУФШ ОЕЛПФПТЩЕ ТПДЙФЕМЙ, ЛПФПТЩЕ ДХЫЙ ОЕ ЮБСФ Ч УЧПЙИ ЮБДБИ Й ДТХЦБФ У ОЙНЙ Й ТБЪДЕМСАФ ЙОФТЕУЩ. оП Ч ВПМШЫЙОУФЧЕ УЧПЕН ЧУЕ-ФБЛЙ ТПДЙФЕМЙ ПФДБМСАФ ПФ УЕВС РПДТПУФЛПЧ. рП ТБЪОЩН РТЙЮЙОБН, ЛПОЕЮОП, ЛФП УМЙЫЛПН ЪБОСФ УПВПК ЙМЙ ТБВПФПК, ЛФП ОЕ ЪОБЕФ ЛБЛ ДТХЦЙФШ У ОЙНЙ, ЛФП ОЕ РПОЙНБЕФ ЙИ Й ФПЦЕ ВПЙФУС РПДТПУФЛПЧ, Б ЮБЭЕ ЧУЕЗП - ТБЧОПДХЫОЩ. дЕФЙ ЦЕ ЧПУРТЙОЙНБАФ УЕВС ЮЕТЕЪ ДПНЙОЙТХАЭХА БФНПУЖЕТХ ЧУЕИ УЧПЙИ ПФОПЫЕОЙК, РПЬФПНХ РПДТПУФЛЙ-ДЕФЙ ДБЦЕ МАВСЭЙИ ТПДЙФЕМЕК НПЗХФ УБНПЙЪПМЙТПЧБФШ УЕВС ПФ РТЕДЛПЧ Й ЙОФЕТУПЧ ЙИ УЕНШЙ РТПУФП Ч РПДТБЦБОЙЙ ФПЗП, ЛБЛ ЬФП ДЕМБАФ ВПМШЫЙОУФЧП ЙИ УЧЕТУФОЙЛПЧ, Й РПДТБЦБАФ ЙНЕООП ТБЧОПДХЫЙА, РПЖЙЗЙЪНХ, ДЕРТЕУУЙПООЩН ОБУФТПЕОЙСН.

ДБЦЕ Ч чБЫЕН ЧПРТПУЕ РТПУЛБМШЪЩЧБЕФ НПНЕОФ ФПЗП, ЮФП чЩ ЙЪПМЙТХЕФЕ УЕВС ПФ УЧПЙИ ДЕФЕК. "дБЫШ ЙН ЛОЙЗХ, б пой ФБЛЙ УСЛЙЕ..., б чпф нщ ОБПВПТПФ ТПЪПЧЩЕ Й РХЫЙУФЩЕ.", ИПФС ХЧЕТЕО, ЮФП чБН ОЕВЕЪТБЪМЙЮОП ФП, ЮФП У ОЙНЙ РТПЙУИПДЙФ.

ЮБУФП ТПДЙФЕМЙ ДЕМБАФ ПДОХ Й ФХ ЦЕ ПЫЙВЛХ. рТЙДС ДПНПК, ПОЙ ДЕМСФУС Й ПВУХЦДБАФ НЕЦДХ УПВПК П УЧПЙИ РЕТЕЦЙЧБОЙСИ - П РПМЙФЙЛЕ, П ТБВПФЕ, П УЧПЙИ ТПДЙФЕМСИ, П ДПНЕ Й Ф.Д. - РТЙЮЕН, ПВЩЮОП, Ч ОЕЗБФЙЧОПН ПФОПЫЕОЙЙ - ЦБМХАФУС ОБ ФТХДОПУФЙ, ПВУХЦДБАФ УЧПЙ ОЕХДБЮЙ, ОЕХДБЮЙ УЧПЙИ ЛПММЕЗ, ОЕОБЧЙУФШ Л УЧПЙН ОБЮБМШОЙЛБН, П УЧПЙИ ВПМСЮЛБИ, П УЧПЙИ ВЕУРПЛПКУФЧБИ Й Ф.Д. пДОБЛП, ДЕФЙ ЬФПЗП РПОСФШ ОЕ НПЗХФ, Ф.Л. ЙИ-ФП ТПДЙФЕМЙ ПВЕТЕЗБАФ ПФ ЧУЕЗП ЬФПЗП, РПЬФПНХ ДЕФЙ ТБУФХФ Ч "РБТОЙЮЛБИ" - Х ОЙИ ОЕФ ЪБВПФ ОЙ П ДЕОШЗБИ, ОЙ П РЙЭЕ, ОЙ П ВПМЕЪОСИ, ОЙ ПВ ПФОПЫЕОЙСИ У ОБЮБМШОЙЛБНЙ (ЙИ ЕЭЕ Й ОЕФ Х ОЙИ). рПЬФПНХ ДМС ДЕФЕК ЬФП ВЕУЛПОЕЮОПЕ РЕТЕЛПОАЮЙЧБОЙЕ ЧУЕИ РТПВМЕН - РХУФПК ЪЧПО Й РПФЕТС ЧТЕНЕОЙ. пОЙ ОЕ ХЮБФУС ОЙ УПРЕТЕЦЙЧБФШ, ОЙ УПЮХЧУФЧПЧБФШ, ОЙ ВЩФШ ВМБЗПДБТОЩН, Б ОБПВПТПФ - ПОЙ ИПТПЫП РЕТЕОЙНБАФ ОБЧЩЛ ОЕЗБФЙЧОПЗП ПФОПЫЕОЙС Л МАДСН Й Л ЦЙЪОЙ, РПДТБЦБАФ ПФОПЫЕОЙА ОЕХЧБЦЕОЙС, ОЕДПЧЕТЙС Й ОЕОБЧЙУФЙ Л МАДСН (Ч ФПН ЮЙУМЕ Й.. Л ТПДЙФЕМСН - ЬФП ЪБЛПОПНЕТОП).

ЮФП ДЕМБФШ? чПЪЧТБЭБФШ ДПЧЕТЙЕ УЧПЙИ ДЕФЕК Л УЧПЙН ТПДЙФЕМСН. ьФП ФТХДОБС ТБВПФБ, ВЕЪ ВЩУФТЩИ ТЕЪХМШФБФПЧ. рП НПЕНХ НОЕОЙА, ЗМБЧОПЕ ВЩФШ ЧЕТОЩН ЙН Й ПВСЪБФЕМШОП ЙУРПМШОСФШ ПВЕЭБООПЕ (РТЙЮЕН ЛБЛ ПВЕЭБООПЕ, ЮФП ЮФП-ФП чЩ УДЕМБЕФЕ, ФБЛ Й ФП, ЮФП чЩ ЮФП-ФП ОЕ УДЕМБЕФЕ ЙМЙ ПФЛБЦЕФЕ УЧПЙН ДЕФСН). рЕТЕУФБФШ ЙЪПМЙТПЧБФШ Й РТПФЙЧПРПУФБЧМСФШ УЕВС ПФ ОЙИ. рЕТЕУФБФШ ЦБМПЧБФШУС ОБ ЦЙЪОШ РТЙ ОЙИ, Б ОБПВПТПФ РПДБЧБФШ ЙН РТЙНЕТ ЦЙЪОЕТБДПУФОПУФЙ (ОЕ ВЕЪ РТЙЮЙОЩ, ТБЪХНЕЕФУС, ЙОБЮЕ ЬФП ВХДЕФ ЧЩЗМСДЕФШ ЗМХРП), ПРФЙНЙЪНБ, У РПМПЦЙФЕМШОЩН ОБУФТПЕН ОБ ВХДХЭЕЕ, ОБ ЙУРПМОЕОЙЕ НЕЮФБОЙК.

ВХДШФЕ ХЧЕТЕОЩ, РЕТЧЩЕ УФП "ДПВТЩИ" РПРЩФПЛ ВХДХФ ЧПУРТЙОСФЩ Ч ЫФЩЛЙ Й ВХДХФ ПРХУЛБФШУС ТХЛЙ ПФ ОЕВМБЗПДБТОПУФЙ "ЬФЙИ ДЕФЕК". оП РПДХНБКФЕ, УЛПМШЛП ЧТЕНЕОЙ ДЕФЙ ЧПУРТЙОЙНБМЙ "ОЕДПВТЩК" РТЙНЕТ. фПЗДБ, ЮФПВЩ ПОЙ РТЙОСМЙ ОПЧЩК "ДПВТЩК" РТЙНЕТ, ЙН ОХЦОП УЛПТЕЕ ЧУЕЗП ОЕ НЕОШЫЕ ЧТЕНЕОЙ Й ОЕ НЕОШЫЕ ОБУФПКЮЙЧПУФЙ ЙИ ТПДЙФЕМЕК.

оБРЙУБФШ ЛПННЕОФБТЙК
пГЕОЙФШ:

1ПЮЕОШ РМПИПК ПФЧЕФ

2РМПИПК ПФЧЕФ

3УТЕДОЙК ПФЧЕФ

4ИПТПЫЙК ПФЧЕФ

5ПФМЙЮОЩК ПФЧЕФ

нБТдБЫЛБ 29 НБС 2002 ЗПДБ

78 50

ъДТБЧУФЧХКФЕ!
у РПДТПУФЛБНЙ ЧППВЭЕ МЕЗЛП ОЕ ВЩЧБЕФ, ФБЛ ЮФП ОЕ РБОЙЛХКФЕ. лПЗДБ НОЕ ВЩМП 15-16 МЕ С ФПЦЕ УЮЙФБМБ, ЮФП ЧУС ЦЙЪОШ - ФПУЛБ ЪЕМЕОБС. ч ЬФПН ЧПЪТБУФЕ ИПЮЕФУС ТПНБОФЙЛЙ, РТЙЛМАЮЕОЙК. нПЙ ТПДЙФЕМЙ ХУФТПЙМЙ НОЕ ЛПООЩК РПИПД РП вБКЛБМХ. у ОБНЙ ВЩМП ЕЭЕ ОЕУЛПМШЛП ЮЕМПЧЕЛ ЧЪТПУМЩИ Й РТПЧПДОЙЛ. чУЕ ВЩМП УЕТШЕЪОП - РБМБФЛЙ, ЛПФЕМЛЙ, РЕУОЙ ОБ ОПЮШ Х ЛПУФТБ, РТПНПЛБОЙЕ РПД ДПЦДЕН, ХЫЙВЩЙ РТПЮЕЕ. рТЙЮЕН ЧУЕ ПВТБЭБМЙУШ УП НОПК ЛБЛ У ТБЧОПК, УПЧЕФПЧБМЙУШ, Ф.Е. С ЮХЧУФЧПЧБМБ УЕВС РПМЮОПРТБЧОЩН ЮМЕОПН ЗТХРРЩ, У ТБЧОЩНЙ РТБЧБНЙ Й ПВСЪБООПУФСНЙ. цЙЪОШ УТБЪХ РЕТЕУФБМБ ЛБЪБФШУС УЕТПК Й ПДОППВТБЪОПК. рПРТПВХКФЕ Й чЩ ПТЗБОЙЪПЧБФШ ЮФП-ОЙВХДШ Ч ЬФПН ТПДЕ. нПЦЕФЕ ДБФШ РПЮЙФБФШ ДПЮЕТЙ ЛОЙЗЙ йПБООЩ иНЕМЕЧУЛПК. пУПВЕООП ЕК РПДПКДХФ ЛОЙЗЙ "цЙЪОШ ЛБЛ ЦЙЪОШ" ("рТПЪБ ЦЙЪОЙ" Ч ДТХЗПН РЕТЕЧПДЕ),"вПМШЫПК ЛХУПЛ НЙТБ", "уМЕРПЕ УЮБУФШЕ", Ф.Л. ПОЙ П ДЧХИ ДЕЧПЮЛБИ-РПДТПУФЛБИ, ФПЦЕ УЮЙФБЧЫЙИ ЧОБЮБМЕ, ЮФП ЦЙЪОШ УЛХЮОБ. рПРТПВХКФЕ, ДБЦЕ ЕУМЙ чЩ МЙЮОП ОЕ РТЙЧЕФУФЧХЕФЕ ФБЛПК ЦБОТ Й УЮЙФБЕФЕ ЬФЙ ЛОЙЗЙ ОЕУЕТШЕЪОЩНЙ. рП-НПЕНХ, ВПМШЫЕ ЧУЕЗП РПДТПУФЛБН ОЕ ИЧБФБЕФ ЙНЕООП ТБЧОПРТБЧЙС. ъБЮБУФХА ТПДЙФЕМЙ РТПУЮЙФЩЧБАФ ЦЙЪОШ ДЕФЕК ЧРМПФШ ДП ФПЗП, ЛПЗДБ ЦЕОЙФШУС, ЛПЗДБ ДЕФЕК ТПЦБФШ, ЛПЗДБ ОБ РЕОУЙА ХИПДЙФШ. б ОБ ЧПРТПУЩ "рПЮЕНХ ОЕМШЪС?" Й "ъБЮЕН?" ПФЧЕЮБАФ "рПФПНХ ЮФП!" Й "ъБФЕН!" чБЫ ТЕВЕОПЛ ОЕ ТЧЕФУС Ч ЙОУФЙФХФ? б чЩ ПВЯСУОЙМЙ ЕНХ, ЪБЮЕН ЬФП ЕНХ ОХЦОП, ЮФП ПО ПФ ЬФПЗП РПМХЮЙФ, ЛТПНЕ ЛПТПЮЛЙ? тБУУЛБЦЙФЕ ДПЮЕТЙ П УЧПЙИ УФХДЕОЮЕУЛЙИ ЗПДБИ, П ТБЪОЩИ ЛБЪХУБИ, ЛПФПТЩЕ У чБНЙ РТПЙУИПДЙМЙ, П ФПН, ЮФП УФХДЕОЮЕУЛЙЕ ЗПДЩ - ЬФП ОЕ ФПМШЛП ЪХВТЕЦЛБ Й ЬЛЪБНЕОЩ, ОП Й ПУПВБС БФНПУЖЕТБ, ОПЧЩЕ ДТХЪШС, ОПЧЩЕ ЙОФЕТЕУЩ Й, НЕЦДХ РТПЮЙН, РПФЕОГЙБМШОЩЕ ЦЕОЙИЙ. оЕФ Х ТЕВЕОЛБ ИПВВЙ? чПЪНПЦОП, ЛПЗДБ-ФП ПОП Х ТЕВЕОЛБ Й ОБЮЙОБМПУШ, ОП чБН ПОП ЛБФЕЗПТЙЮЕУЛЙ ОЕ РПОТБЧЙМПУШ, Й ТЕВЕОПЛ УДБМУС. фПМШЛП ОЕ ЧЩСУОСКФЕ ФЕРЕТШ РТЙУФТБУФЙС ТЕВЕОЛБ, РПУБДЙЧ ЕЗП ОБРТПФЙЧ УЕВС У ФТЕВПЧБОЙЕН ОЕНЕДМЕООП ТБУУЛБЪБФШ, ЮФП ЕК ОТБЧЙФУС. чУЕ ТБЧОП ОЕ УЛБЦЕФ. фЕРЕТШ РТЙДЕФУС ЙУРПДЧПМШ, НЕФПДПН ФЩЛБ. чПФ РТПЮМБ ПОБ ЛОЙЗХ, ЛПФПТХА чЩ ЕК ДБМЙ. тБЪ РТЙ УМПЧЕ "ЙОФЕТЕУОП" ЗПМПУ ВЕЪЦЙЪОЕООЩК, ЪОБЮЙФ ОЕЙОФЕТЕУОП. рТПУФП, НПЦЕФ ВЩФШ, ДПЮШ УЛБЪБМБ ЬФП, ЮФПВЩ чЩ ОЕ УФБМЙ ПВЧЙОСФШ ЕЕ Ч ОЕРПОСФМЙЧПУФЙ Й ОЕЧПУРТЙЙНЮЙЧПУФЙ. б чЩ УРТПУЙФЕ ЕЕ, Б РПЮЕНХ ОЕ РПОТБЧЙМПУШ? нПЦЕФ, чБЫЕК ДПЮЕТЙ Ч РТЙОГЙРЕ ОЕ ОТБЧСФУС РПДПВОЩЕ ЛОЙЗЙ. фПМШЛП ОЕ ЛТЙФЙЛХКФЕ ЕЕ ЧЪЗМСДЩ! рТПУФП РПНПЗЙФЕ, ЙНЕООП РПНПЗЙФЕ УЖПТНЙТПЧБФШ ДПЮЕТЙ ФБЛПЕ НЙТПЧПЪЪТЕОЙЕ, ЛПФПТПЕ ОЕ РТЙОЕУЕФ ЧТЕДБ ЕК, Й ВХДЕФ ОЕ ПЮЕОШ ЙДФЙ ЧТБЪТЕЪ У чБЫЙНЙ ЧЪЗМСДБНЙ ОБ ЦЙЪОШ. й ЕЭЕ. тБУУЛБЪЩЧБКФЕ ДПЮЕТЙ П УЕВЕ. уЕЛТЕФОЙЮБКФЕ У ОЕК. дПЧЕТШФЕ ЕК УЧПЙ ФБКОЩ. й ПОБ чБН ПФЧЕФЙФ ФЕН ЦЕ.

оБРЙУБФШ ЛПННЕОФБТЙК
пГЕОЙФШ:

1ПЮЕОШ РМПИПК ПФЧЕФ

2РМПИПК ПФЧЕФ

3УТЕДОЙК ПФЧЕФ

4ИПТПЫЙК ПФЧЕФ

5ПФМЙЮОЩК ПФЧЕФ

дЦЙО 28 НБС 2002 ЗПДБ

74 50

дЕМП ОЕ Ч ФПН, ЮФП ЙН ОБ ЧУЕ ОБРМЕЧБФШ. рТПУФП Х ОЙИ ДТХЗЙЕ ЧЛХУЩ, ДТХЗЙЕ ЦЙЪОЕООЩЕ ГЕООПУФЙ, ДТХЗЙЕ РТЕДУФБЧМЕОЙС П УЮБУФШЕ. дБ, ЛОЙЗБ ЛПФПТХА чЩ ЮЙФБМЙ У РПДТХЗБНЙ, чБН ВЕЪХНОП ОТБЧЙФУС - ОП ЬФП ЕЭЕ ОЕ РПЧПД, ЮФПВЩ ПОБ ОТБЧЙМБУШ чБЫЕК ДПЮЕТЙ. рПДТПУФЛЙ ДХНБАФ П ВХДХЭЕН - РТПУФП Х ОЙИ ОЕ РТЙОСФП БЖЙЫЙТПЧБФШ ЬФЙ НЩУМЙ - Б ОХ-ЛБ, ЕУМЙ ОЕ УВХДХФУС! й, Л УМПЧХ УЛБЪБФШ, ЮФП ЛБУБЕФУС ЙОУФЙФХФБ: ЕУМЙ ПОЙ ФХДБ ОЕ РПУФХРСФ ЙНЕООП УЕКЮБУ, ФП ЦЙЪОШ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ОЕ ЪБЛПОЮЙФУС! оЕ ВЩЧБЕФ ФБЛПЗП, ЮФПВЩ ЮЕМПЧЕЛ, Х ЛПФПТПЗП ЕУФШ РПФТЕВОПУФШ Ч ПВТБЪПЧБОЙЙ, ЕЗП ОЕ РПМХЮЙМ (ОХ, ЪБ ЙУЛМАЮЕОЙЕН ФПФБМШОПЗП ОЕЧЕЪЕОЙС ЙМЙ УПЧЕТЫЕООП ЛМЙОЙЮЕУЛЙИ УМХЮБЕЧ). мХЮЫЕ РХУФШ РПДПЦДХФ РБТХ МЕФ, ОП РПУФХРСФ ЙНЕООП ФХДБ, ЛХДБ ДХЫБ МЕЦЙФ, ЮЕН УЕКЮБУ, ОЕРПОСФОП ЛХДБ, ОБ ОЕМАВЙНХА УРЕГЙБМШОПУФШ, МЙЫШ ВЩ ТПДЙФЕМЙ ПФУФБМЙ.
юФП ДЕМБФШ? б ОЙЮЕЗП ОЕ ДЕМБФШ. оПТНБМШОП ПВЭБФШУС. оЕ ОБЧСЪЩЧБФШУС - РТЕДУФБЧШФЕ УЕВЕ, ЮФП чБУ ОБЮЙОБАФ ХЮЙФШ ЦЙЪОЙ РП МАВПНХ РПЧПДХ - чБН ЬФП РПОТБЧЙФУС? 17-МЕФОЙК ЮЕМПЧЕЛ ХЦЕ ЙНЕЕФ РПМОХА ЧПЪНПЦОПУФШ ЧЩВЙТБФШ, ЮЕН ЪБОЙНБФШУС, ЛБЛЙЕ ЙНЕФШ ЧЛХУЩ, ПФУФБЙЧБФШ УЧПЕ РТБЧП ОБ ХЕДЙОЕОЙЕ. рПУФБТБКФЕУШ РПОСФШ, ЮФП ЛТПЕФУС ЪБ НОЙНЩН ВЕЪТБЪМЙЮЙЕН ДЕФЕК, ЮФП ЙИ ОБ УБНПН ДЕМЕ ЙОФЕТЕУХЕФ - Й ЧПЪДБУФУС чБН.

оБРЙУБФШ ЛПННЕОФБТЙК
пГЕОЙФШ:

1ПЮЕОШ РМПИПК ПФЧЕФ

2РМПИПК ПФЧЕФ

3УТЕДОЙК ПФЧЕФ

4ИПТПЫЙК ПФЧЕФ

5ПФМЙЮОЩК ПФЧЕФ

Nata-zvon 10 ЙАОС 2002 ЗПДБ

74 50

чЩ ЪОБЕФЕ, С ОЕ ДХНБА, ЮФП ПОЙ ВЩМЙ ЮЕУФОЩ Ч ТБЪЗПЧПТЕ У чБНЙ. ОБЧЕТОСЛБ НЕЦДХ УПВПК ПОЙ ПВУХЦДБАФ Й ЛОЙЗЙ, Й УЙФХБГЙЙ, Й ВХДХЭЕЕ. рТПУФП ТПДЙФЕМЙ ОЕ ОБХЮЙМЙ ЙИ ДЕМЙФШУС УЧПЙНЙ РЕТЕЦЙЧБОЙСНЙ, НЩУМСНЙ. нОЕ 24 ЗПДБ, У ДТХЪШСНЙ Й РПДТХЗБНЙ НПЗХ ЮБУБНЙ ПВУХЦДБФШ ЛОЙЗЙ, РЕТЕДБЮЙ, УЙФХБГЙЙ, ВХДХЭЕЕ, ЧПЪНПЦОПУФЙ, ЙУФПТЙЮЕУЛЙИ РЕТУПОБЦЕК. ч ПФЧЕФ ОБ НБНЙОЩ ТБУУРТПУЩ ПЗТБОЙЮЙЧБАУШ ЧСМЩН "ОПТНБМШОП". фБЛЦЕ ОЕ МАВМА ТБУУЛБЪЩЧБФШ НБНЕ П ЛОЙЗБИ Й ЖЙМШНБИ, П ЛПОГЕТФБИ ОБ ЛПФПТЩИ ВЩЧБА, ПЗТБОЙЮЙЧБАУШ ФЕН ЦЕ "ОЙЮЕЗП, ОПТНБМШОП". рТПУФП РПФПНХ, ЮФП У ДЕФУФЧБ НЕОС ОЕ РТЙХЮЙМЙ ДЕМЙФШУС УЧПЙНЙ НЩУМСНЙ, ОЙЛПНХ ОЕ ВЩМП ЙОФЕТЕУОП ЮФП С ДХНБА ЙМЙ ЛБЛЙЕ Х НЕОС УППВТБЦЕОЙС РП РПЧПДХ ХЧЙДЕООПЗП-РТПЮЙФБООПЗП. ч МХЮЫЕН УМХЮБЕ ТБУУРТПУЩ Й ПФЛТПЧЕОЙС ЪБЛБОЮЙЧБМЙУШ ЮЙФБОЙЕН ОПФБГЙК (ОЕ ПВСЪБФЕМШОП Ч РМПИПН УНЩУМЕЛ, РТПУФП НБНБ УФБТБМБУШ ОБХЮЙФШ НЕОС ДЕМБФШ ЛБЛ ПОБ УЮЙФБМБ ОХЦОЩН, Ч РТЙОГЙРЕ ОЕ ЙОФЕТЕУХСУШ, ЮФП УЮЙФБА ОХЦОЩН с). рПЬФПНХ УЕКЮБУ С РТПУФП ОЕ НПЗХ Й ОЕ ИПЮХ ОЙЮЕЗП ТБУУЛБЪЩЧБФШ ЙМЙ ДЕМЙФШУС, Б ЕУМЙ Й ВЩЧБЕФ УП НОПК ФБЛПЕ, ОТБЧПХЮЕОЙС Й УПЧЕФЩ ЪБУФБЧМСАФ ЪБВЩФШ П ОПТНБМШОПН ДЙБМПЗЕ -- РТПЭЕ "ЪБЛТЩФШУС" Й ПФЛТЩЧБФШ УЕВС ФПМШЛП У ФЕНЙ, ЛФП НПЦЕФ У ФПВПК пвэбфшус, Б ОЕ РПХЮБФШ.

оБРЙУБФШ ЛПННЕОФБТЙК
пГЕОЙФШ:

1ПЮЕОШ РМПИПК ПФЧЕФ

2РМПИПК ПФЧЕФ

3УТЕДОЙК ПФЧЕФ

4ИПТПЫЙК ПФЧЕФ

5ПФМЙЮОЩК ПФЧЕФ

бМЕЛУБОДТ 28 НБС 2002 ЗПДБ

72 50

ъДТБЧУФЧХКФЕ, Anonymous.
оБ НПК ЧЪЗМСД Х ФБЛПК РБУУЙЧОПУФЙ РПДТПУФЛПЧ ЕУФШ ДЧЕ РТЙЮЙОЩ.
рЕТЧПЕ. чЩ ЙИ РПУФБЧЙМЙ Ч УМЙЫЛПН ЛПНЖПТФОЩЕ ХУМПЧЙС ЦЙЪОЙ. пОЙ ЕЭЕ ОЕ УФБМЛЙЧБМЙУШ У ОБУФПСЭЙНЙ ФТХДОПУФСНЙ ЦЙЪОЙ. ъБЮЕН ЙН УФТЕНЙФШУС Л ЮЕНХ-ФП?
чФПТПЕ. рПДПВОПЕ ПФОПЫЕОЙЕ Л ЦЙЪОЙ ПВХУМПЧМЕОП ХВЕЦДЕОЙЕН РПДТПУФЛБ Ч ФПН, ЮФП ПО ОЕ УРПУПВЕО ОЙЮЕЗП ЙЪНЕОЙФШ Ч ЬФПН НЙТЕ (С УЮЙФБА ЬФП ЗМБЧОПК РТЙЮЙОПК).
юФП ДЕМБФШ?
чЩЧПД ПЮЕЧЙДЕО: ОХЦОП ХЮЙФШ ЮЕМПЧЕЛБ ВЩФШ МЙДЕТПН. оП ДМС ЬФПЗП чЩ УБНЙ ДПМЦОЩ ПВМБДБФШ ФБЛЙНЙ ЛБЮЕУФЧБНЙ. чЩ УБНЙ ДПМЦОЩ УФБФШ МЙДЕТПН, ЙОБЮЕ ЧУЕ УМПЧБ ОБ ЬФХ ФЕНХ ПУФБОХФУС РХУФПК ЖЙМПУПЖЙЕК.
у ХЧБЦЕОЙЕН.

оБРЙУБФШ ЛПННЕОФБТЙК
пГЕОЙФШ:

1ПЮЕОШ РМПИПК ПФЧЕФ

2РМПИПК ПФЧЕФ

3УТЕДОЙК ПФЧЕФ

4ИПТПЫЙК ПФЧЕФ

5ПФМЙЮОЩК ПФЧЕФ

РТЙЮЙОЩ ЧЕТОЩЕ.
Б ЧЩЧПД - ВТЕД. ЛБЛ ЙОФТПЧЕТФ, ЛПФПТЩК НПМЮЙФ 80% ЧТЕНЕОЙ, УФБОЕФ ТЕЪЛП Й ЮЕФЛП МЙДЕТПН?
...ОБТЙУХКФЕ ЛБТФЙОХ П ФПН, ЛБЛ ЧУЕ ТПДЙФЕМЙ - МЙДЕТЩ... — unknown

Кто такой современный подросток? Конечно, стричь всех под одну гребенку - это неправильно, но некий собирательный образ всё же вырисовывается. Часто это достаточно умный и мозговитый ребенок, который совсем ничего не хочет в жизни. Он может хорошо учиться и даже неплохо танцует/поет/рисует (нужное подчеркнуть), но его это не интересует.

Он не хочет работать, строить карьеру, заводить семью. Его мечта - какой-то уголок, да немножко денег на еду, и чтобы не трогал никто. И это вроде не так плохо, как если бы он принимал наркотики, но всё равно как-то страшно. Узнал своего ребенка? Тогда давай разбираться, в чём дело и как с этим быть.

Проблемные подростки

Таких детей не назовешь в полной мере проблемными, ведь они не устраивают бунты против родителей, не уходят из дома, но есть куда более серьезная проблема - абсолютное отсутствие желаний и мотивации. Моя подруга работает психологом, занимается подростками, так вот она говорит, что таких клиентов у нее по три в неделю.

Она рассказала случай, на котором мы и разберем эту проблему. К ней пришла мама 15-летнего мальчика, который, по ее словам, ничем не интересуется и делать ничего не хочет. Оказывается, мальчик, назовем его Юра, не хочет ничего делать из списка обычных дел для подростка. То есть учиться, работать, ходить на курсы, встречаться с девушками и помогать по хозяйству.

Ребенок, по словам мамы, даже в отпуск ехать не хочет. Мама в печали, вырастила мужика, а толку никакого. И знаешь, ведь тут уже есть проблема, но об этом позже. Мама так старалась, чтобы у сына было всё только самое лучшее: кружки, секции, репетиторы, летние лагеря. В итоге же она получила сына, который сначала спит до обеда, а потом до ночи играет на компьютере.

Голова у парня золотая, как говорят учителя, но учится он плохо. В школу ходит, когда хочет, все слова пропускает мимо ушей. Дома тоже не делает ничего, даже на кухню не выходит, чтобы поесть. Бабушка приносит еду ему в спальню. Понятное дело, что мама в отчаянье.

Картина следующая, мама как проклятая вкалывает на работе, чтобы обеспечить сына всем необходимым, отца чаще всего нет или он не слишком участлив. Ребенка отправляют на всевозможные секции, занимают его более чем полностью. Где-то лет с трех он уже чем-то занимался, что-то учил: английский, плаванье, подготовка к школе.

Понятное дело, сейчас добавилось еще с десяток задач вроде конного спорта, репетиторов и прочего. Мальчик домашний, во дворе не гуляет, да и друзей у него близких нет. К телевизору безразличен. По словам мальчика, даже в компьютерные игры он играет не так уж часто, как жалуется мама.

Ну что же, пора перейти к тому, в чём же проблема, что пошло не так. Когда у ребенка есть только мама, активная, сильная, энергичная мама, которая занимается карьерой и обеспечением семьи, нет отца или он не так заботлив, как того требовалось бы, то семейная парадигма искажается. Мама занимает роль мужчины, а вот роль мамы замещает бабушка или няня.

Вот только бабушка не может стать полноценной мамой, нет у нее таких рычагов власти. Мама пытается дать сыну всё, а он несчастлив и ничего не хочет. Вот только тут и напрашивается вопрос: а когда и зачем ему что-то хотеть? Ведь мама за него уже всё захотела, решила, спланировала и сделала.

У этих детей есть всё: телефоны, вещи, занятия на каждый день, отдых на море. Вот только у них нет возможности, так сказать, поплевать в потолок. Вот просто поскучать. А ведь скука и заставляет придумать себе занятие и захотеть чего-нибудь. И ведь родителей не упрекнешь, они действительно делают для них всё…

Вот только это всё иногда доходит до абсурда. Мамы пытаются оградить детей от всего по их мнению опасного, но часто перегибают палку. А знаешь, в чём парадокс? Такие дети чаще всего вырастают у тех родителей, которые чуть ли не с пеленок делали всё сами. Это многим знакомо, родители работали, а ребенок становился самостоятельным по мере своих потребностей.

С первого класса сами ходили в школу, сами себе еду разогревали, если нет никого дома, а еще сами делали уроки и отвечали за себя. Эти самостоятельные дети выросли и сами стали родителями, обрушив на головы своих детей свое представление о мире. Сколько они сетуют, мол, а я в твои годы…

Они требуют от детей слишком многого, потому что и дают им слишком много. Вот например, мама Юры, на вопрос о том, какого именно поведения она ждет от сына, ответила: «Хочу, чтобы он делал всё сам, слушался меня, проявлял инициативу, был заботливым, не эгоистом, но и настойчивым, пробивным мальчиком» .

Ты представляешь себе такого человека? Вот и я нет. Мама и сама понимает, что хочет невозможного. Тут ведь одно из двух, всегда. Или музыка, или танцы, или послушный и заботливый отличник, или энергичный и пробивной, но троечник. Не бывает всё и сразу. И не нужно пытаться загрузить ребенка всем подряд, лишь бы он был всесторонне развитым.

Так ребенок пропускает очень важный этап развития: общение со сверстниками. Ему просто некогда пойти с ребятами куда-то, во дворе посидеть хотя бы. Они так вступают в социальную игру, так они ищут свой путь, открывают свои желания. Нужно давать детям чуть больше свободы, а не контролировать каждый шаг.

Ведь есть мамочки, которые не пускают гулять с друзьями, не разрешают ходить в гости. Моя подруга, которая психолог, рассказывала, что иногда дети жалуются, что даже ни разу в кино с друзьями не были, только с родными. И этим детям не 6 лет, а 16. А еще многие жалуются на то, что мамы проверяют карманы, портфели, телефон.

Нужно соблюдать границы. Если у первоклассника еще можно проверить карманы, чтобы не постирать штаны вместе с жвачкой, то с подростком всё не так. Многим это покажется диким, но в комнату к ребенку, которому уже лет 14, нужно входить со стуком, спрашивая разрешения, чтобы войти. Это банальное уважение и соблюдения его прав на личную жизнь.

А еще ситуацию не улучшает критика со стороны матери. Постоянные напоминания, вроде «пойди помойся, надень шапку, вымой руки » говорят ребенку о том, что он еще маленький, что за него еще могут всё решить. Даже такие мелочи. Как бы это ни звучало, задумайся, родители сами убивают в своих детях любые желания и стремления.

Своей сверхопекой родители блокируют творческую энергию ребенка. Ведь ему запрещено то, чего он действительно хочет, он не может решать сам. Вот он больше и не хочет ничего, ведь всё равно запретят, раскритикуют. Мы хотим обеспечить нашим детям безопасность и абсолютный комфорт, а в итоге лишаем их жизни.

Да, мир не идеален и жесток, но сами родители в нём же как-то живут. И детей от него оградить не получится. Нужно позволять детям жить, совершать ошибки, сталкиваться со злом, ведь иначе научиться нельзя. Только так из них вырастут настоящие сильные личности, которые будут к чему-то стремиться, чего-то хотеть.

Так что же делать? Как всё исправить? Вспомни, о чём ребенок тебя просил, а потом перестал. Поверь, даже простая, абсолютно бесполезная на твой взгляд, прогулка с друзьями необходима ребенку для нормального психологического здоровья. Нужно позволять ребенку немного безделья, пусть смотрит телевизор, играет в игры, ведь так он познает себя.

Конечно, нужно вводить какие-то правила, рамки, но не ограничивать же ребенка полностью. Ты стараешься как лучше, это понятно, но тебе придется принять тот факт, что ребенку нужно иногда просто бездельничать. Не может же он постоянно учиться, заниматься, ходить на кружки и к репетиторам. Всё должно быть в балансе.

Все родители хотят как лучше, но иногда перегибают палку, а потом пожинают плоды. Недавно мы писали о том, как вырастить самостоятельного ребенка, который станет сильной личностью.

А еще мы рассказывали тебе о стадиях развития мальчиков и о том, что в этот период нужно им больше всего. Это очень полезная шпаргалка для каждого родителя!

Почему он ничего не хочет?

Катерина Демина — психолог-консультант, специалист по детской психологии написала отличную статью, в которой отвечает на этот, пожалуй сейчас самый наболевший вопрос родителей.

Букв, конечно, много — однако считаем, что прочитать и проникнуться хорошо бы всем родителям подростков.

Это явление набрало силу в последние лет семь. Выросло целое поколение молодых людей, которые «ничего не хотят». Ни денег, ни карьеры, ни личной жизни. Они просиживают сутками за компьютерами, их не интересуют девушки (разве совсем чуть-чуть, чтобы не напрягаться).

Они вообще не собираются работать. Как правило, их удовлетворяет та жизнь, которая уже есть — родительская квартира, немножко денег на сигареты, пиво. Не больше. Что с ними не так?

Сашу привела на консультацию мама. Отличный 15-летний парень, мечта любой девочки: спортивный, язык подвешен, не хамит, глаза живые, словарный запас не как у Эллочки-людоедки, играет в теннис и на гитаре. Основная жалоба мамы, просто вопль измученной души: «Ну почему он ничего не хочет?»

Подробности истории

Что значит «ничего», интересуюсь я. Совсем ничего? Или все же есть, спать, гулять, играть, смотреть кино он хочет?

Оказывается, Саша не хочет ничего делать из списка «нормальных» дел для подростка. То есть:

1. Учиться;

2. Работать;

3. Ходить на курсы

4. Встречаться с девушками;

5. Помогать маме по хозяйству;

6. И даже ездить с мамой в отпуск.

Мама в тоске и отчаянии. Вырос здоровенный мужик, а проку от него — как от козла молока. Мама всю жизнь для него, все только для его блага, себе во всем отказывала, бралась за любую работу, на кружки водила, на секции дорогостоящие возила, в языковые лагеря за границу отправляла — а он сначала спит до обеда, потом включает компьютер и до ночи в игрушки гоняет. А она-то надеялась, что он вырастет, и ей станет полегче.

Я продолжаю спрашивать. Из кого состоит семья? Кто в ней зарабатывает деньги? Какие у кого функции?

Оказывается, Сашина мама давно одна, развелась, когда ему было пять лет, «отец был такой же точно лежебока, может, это генетически передается?». Она работает, много работает, ведь ей приходится содержать троих (себя, бабушку и Сашу), домой приходит к ночи, уставшая смертельно.

Дом держится на бабушке, она и хозяйством занимается, и за Сашей следит. Только вот беда — Саша совсем от рук отбился, бабушку не слушается, даже не огрызается, просто пропускает мимо ушей.
Он ходит в школу, когда хочет, когда не хочет — не ходит. Ему грозит армия, но, похоже, его это ни капли не волнует. Он не прилагает ни малейших усилий, чтобы учиться хоть немного лучше, хотя все учителя в один голос твердят, что голова у него золотая и способности есть.

Школа из элитных, государственная, с историей. Но чтобы в ней удерживаться, приходится брать репетиторов по основным предметам. И все равно двойки в четверти, могут и исключить.

По дому не делает ничего, совсем, даже чашку за собой не помоет, бабушка с палкой вынуждена таскать тяжеленные сумки с продуктами из магазина, а потом ему на подносике еду к компьютеру носит.

«Ну что с ним такое? — уже чуть не плачет мама. — Я же всю жизнь ему отдала.»

Мальчик

В следующий раз я вижу Сашу одного. И правда, хороший мальчик, симпатичный, модно и дорого одет, но не вызывающе. Какой-то слишком хороший. Какой-то он неживой. Картинка в журнале для девочек, гламурный принц, хоть бы прыщ где-нибудь был, что ли.

Со мной держится дружелюбно, вежливо, всем своим видом демонстрирует открытость и готовность сотрудничать. Тьфу, я чувствую себя персонажем американского сериала для подростков: главный герой на приеме у психоаналитика. Хочется сказать что-нибудь матом. Ладно, вспомним, кто тут профи.
Вы не поверите, он практически слово в слово воспроизводит мамин текст. 15-летний парень говорит, как школьная училка: «Я ленивый. Моя лень мешает мне добиваться целей. И еще я очень несобранный, могу в одну точку уставиться и сидеть так час».

А сам-то чего хочешь?

Да ничего особенного не хочет. В школе скучно, уроки дурацкие, хотя учителя классные, самые лучшие. Друзей близких нет, девушки тоже нет. Планов нет.

То есть он не собирается осчастливить человечество любым из 1539 способов, известных цивилизации, он не планирует стать мегазвездой, ему не нужно богатство, карьерный рост и достижения. Ему вообще ничего не нужно. Спасибо, у нас все есть.

Потихоньку начинает вырисовываться картина, не скажу, чтобы очень неожиданная для меня.

Примерно с трех лет Саша занимался. Сначала подготовкой к школе, плаванием и английским языком. Потом пошел в школу — добавился конный спорт.

Сейчас, кроме учебы в математическом лицее, он ходит на курсы английского при МГИМО, на две спортивные секции и к репетитору. Во дворе не гуляет, телик не смотрит — некогда. В компьютер, на который так жалуется мама, играет только в каникулы, да и то не каждый день.

Почему он ничего не хочет?

Формально все эти занятия были добровольно выбраны Сашей. Но когда я спрашиваю, чем бы он хотел заниматься, если бы не надо было учиться, он говорит «играть на гитаре». (Варианты, услышанные от других респондентов: играть в футбол, играть на компе, ничего не делать, просто гулять). Играть. Запомним этот ответ и двинемся дальше.

Что с ним такое

Знаете, у меня таких клиентов бывает в неделю человека по три. Практически каждое обращение по поводу мальчика в возрасте от 13 до 19 лет именно про это: ничего не хочет.

В каждом таком случае я вижу одну и ту же картину: активная, энергичная, амбициозная мама, отсутствующий папа, дома или бабушка, или няни-домработницы. Чаще все-таки бабушка.

Семейная система искажена: мама занимает роль мужчины в доме. Она кормилец, она же принимает все решения, контактирует с внешним миром, защищает, если нужно. Но дома ее нет, она в полях и на охоте.

Огонь в очаге поддерживает бабушка, только у нее нет рычагов власти по отношению к их «общему» ребенку, он может и не послушаться, и нагрубить. Если бы это были мама с папой, папа пришел бы вечером с работы, мама бы ему пожаловалась на неподобающее поведение сына, папа бы ему накостылял — и вся любовь. А тут пожаловаться можно, а накостылять некому.

Мама старается дать сыну все-все: самые модные развлечения, самые нужные развивалки, любые подарки и покупки. А сын не счастлив. И снова и снова звучит этот припев: «ничего не хочет».

А у меня через некоторое время начинает просто чесаться внутри вопрос: «А когда ему хотеть-то? Если за него уже давно мама все отхотела, отмечтала, распланировала и сделала».

Вот когда малыш пяти лет сидит дома один, катает по ковру машинку, играет, рычит, жужжит, строит мосты и крепости — в этот момент у него начинают зарождаться и вызревать желания, сначала смутные и неосознанные, постепенно формирующиеся в нечто конкретное: хочу большую пожарную машину с человечками. Потом он ждет с работы маму или папу, высказывает свое желание и получает ответ. Обычно: «Потерпи до Нового года (дня рождения, получки)».

И приходится ждать, терпеть, мечтать об этой машине перед сном, предвкушать счастье обладания, представлять себе ее (пока еще машину) во всех деталях. Таким образом ребенок учится контактировать со своим внутренним миром в части желаний.

А как было у Саши (и у всех других Саш, с которыми я имею дело)? Захотел — написал маме эсэмэску, отправил — мама заказала через Интернет — вечером привезли.

Или наоборот: зачем тебе эта машина, у тебя уроки не сделаны, ты прочел две страницы логопедического букваря? Раз — и оборвали начало сказки. Все. Мечтать больше не получается.

У этих мальчиков и правда все есть: новейшие смартфоны, распоследние модели джинсов, поездки на море четыре раза в год. А вот возможности просто пинать балду у них нет. Между тем скука — самое что ни на есть творческое состояние души, без нее невозможно придумать себе занятие.

Дитятко должно соскучиться и затосковать, чтобы появилась потребность двигаться и действовать. А он лишен даже самого элементарного права решать, ехать ему на Мальдивы или нет. Мама уже все за него решила.

Что говорят родители

Сначала я в течение довольно длительного времени слушаю родителей. Их претензии, разочарования, обиды, догадки. Начинается всегда с жалоб вроде «мы для него все, а он в ответ — ничего «.
Перечисление того, что именно «для него все», впечатляет. О некоторых вещах я узнаю впервые. Мне, например, и в голову не приходило, что 15-летнего мальчика можно водить в школу за ручку. И до сих пор считала, что предел — это третий класс. Ну четвертый, для девочек.

Но оказывается, что тревоги и страхи мам толкают их на странные поступки. А вдруг на него нападут плохие мальчишки? И научат его плохому (курить, ругаться плохими словами, врать родителям; слово «наркотики» чаще всего не произносится, потому что очень страшно).

Часто звучит такой довод, как «Вы же понимаете, в какое время мы живем». Если честно — не очень понимаю. Мне кажется, времена всегда примерно одинаковые, ну, кроме совсем уж тяжелых, например, когда война идет прямо в вашем городе.

В мое время ходить девочке 11 лет одной через пустырь было смертельно опасно. Так мы и не ходили. Мы знали, что не надо туда ходить, и соблюдали правила. И маньяки сексуальные были, и в подъездах иногда грабили.

А вот чего не было — это свободной прессы. Поэтому криминальную сводку люди узнавали от знакомых знакомых, по принципу «одна бабка сказала». И, пройдя через множество ртов, информация становилась менее пугающей и более размытой. Типа похищения человека инопланетянами. Все слышали, что такое бывает, но никто не видел.

Когда же это показывают по телевизору, с подробностями, крупным планом, это становится той реальностью, которая здесь, рядом, в твоем доме. Ты видишь это своими глазами — а ведь признайтесь, большинство из нас ни разу в жизни не видели сами жертву разбойного нападения?

Человеческая психика не приспособлена к ежедневному наблюдению смерти, особенно насильственной. Это наносит сильную травму, а защищаться от нее современный человек не умеет. Поэтому, с одной стороны, мы вроде бы более циничны, а с другой — не отпускаем детей гулять на улицу. Потому что опасно.

Чаще всего такие беспомощные и вялые дети вырастают у тех родителей, которые с раннего детства были самостоятельными. Слишком взрослые, слишком ответственные, слишком рано предоставленные сами себе.

С первого класса приходили домой сами, ключ на ленточке на шее, уроки — сами, поесть разогреть — сами, в лучшем случае родители вечером спросят: «А что у тебя с уроками?». На все лето или в лагерь, или к бабушке в деревню, где тоже особо некому было следить.

А потом эти дети выросли, и случилась перестройка. Полная смена всего: жизненного уклада, ценностей, ориентиров. Есть от чего занервничать. Но поколение адаптировалось, выжило, даже стало успешным. Вытесненная и старательно не замечаемая тревога осталась. И теперь вся в полном объеме обрушилась на голову единственного чада.

А обвинения чаду предъявляются серьезные. Родители напрочь отказываются признавать свой вклад в его (чада) развитие, они только горько сетуют: «Вот я в его годы…».

«Я в его годы уже твердо знал, чего хочу от жизни, а он в 10-м классе только игрушками интересуется. Я с третьего класса сама уроки делала, а он в восьмом не может за стол усесться, пока за руку не подведешь. Мои родители даже не знали, какая у нас программа по математике, а мне сейчас приходится каждый пример с ним решать»

Все это произносится с трагической интонацией «Куда катится этот мир?». Как будто дети должны повторять жизненный путь родителей.

В этот момент я начинаю спрашивать, а какого именно поведения они хотели бы от своего ребенка. Получается довольно забавный список, вроде как портрет идеального мужчины:

1. Чтобы делал все сам;

2. Чтобы беспрекословно слушался;

3. Проявлял инициативу;

4. Занимался в тех кружках, которые пригодятся потом в жизни;

5. Был чутким и заботливым и не был эгоистом;

6. Был более напористым и пробивным.

На последних пунктах мне уже грустно. Но и маме, которая составляет список, тоже грустно: она заметила противоречие. «Я хочу невозможного?» — печально спрашивает она.

Да, как ни жаль. Или пенье, или танцы. Или у вас послушный, на все согласный отличник-ботаник, или энергичный, инициативный, пробивной троечник. Или он вам сочувствует и поддерживает, или молча кивает и идет мимо вас к своей цели.

Откуда-то взялась идея, что, правильно занимаясь с ребенком, можно каким-то волшебным образом защитить его от всех грядущих бед. Как я уже говорила, польза от многочисленных развивающих занятий весьма относительная.

Ребенок пропускает действительно важный этап в развитии: игры и отношения со сверстниками. Мальчики не учатся сами придумывать себе игру, занятие, не открывают новые территории (ведь там опасно), не дерутся, не умеют собирать вокруг себя команду.

Девочки ничего не знают о «женском круге», хотя с творчеством у них немного лучше обстоят дела: все же девочек чаще отдают в разные рукодельные кружки, да и «забить» потребность в социальном общении у девочек труднее.

Кроме детской психологии я по старой памяти занимаюсь еще и русским языком и литературой со школьниками. Так вот в погоне за иностранными языками родители совершенно упустили родной русский язык.

Словарный запас у современных подростков как у Эллочки-Людоедки — в пределах сотни. Зато гордо заявляется: ребенок изучает три иностранных языка, включая китайский, и все с носителями языка.

А пословицы дети понимают буквально («Без труда не выловить и рыбку из пруда» — это о чем?» — «Это про рыбалку»), словообразовательный разбор делать не могут, сложные переживания пытаются объяснять на пальцах. Потому что язык воспринимается в общении и из книг. А не во время уроков и спортивных занятий.

Что говорят дети

«Меня никто не слушает. Я хочу ходить из школы домой с друзьями, а не с няней (шофером, сопровождением). У меня нет времени, чтобы смотреть телевизор, нет времени играть на компе.

Я ни разу не был в кино с друзьями, только с родителями и их знакомыми. Меня не пускают в гости к ребятам, и ко мне никому нельзя. Мама проверяет мой портфель, карманы, телефон. Если я задерживаюсь в школе хотя бы на пять минут, мама сразу звонит».

Это текст не первоклассника. Это ученики 9-го класса говорят.

Смотрите, жалобы можно разделить на две категории: нарушение границ («проверяет портфель, не дает надеть то, что я хочу») и, условно говоря, насилие над личностью («ничего нельзя»). Такое впечатление, что родители не заметили, что их дети уже выросли из памперсов.

Можно, хотя и вредно, проверять карманы у первоклашки — хотя бы для того, чтобы не постирать эти штаны вместе со жвачкой. Но к 14-летнему человеку хорошо бы уже входить в комнату со стуком. Не с формальным стуком — постучал и вошел, не дожидаясь ответа, а уважая его право на личную жизнь.

Критика прически, напоминание «Иди помойся, а то от тебя плохо пахнет», требование надеть теплую куртку — все это сигнализирует подростку: «Ты еще маленький, у тебя нет права голоса, мы сами за тебя все решим». Хотя мы всего-то хотели уберечь его от простуды. И он действительно плохо пахнет.

Не могу поверить, что остались еще такие родители, которые не слышали: для подростка важнейшая часть жизни — общение со сверстниками. Но это означает, что ребенок выходит из-под родительского контроля, родители перестают быть истиной в последней инстанции.

Творческая энергия ребенка блокируется таким образом. Ведь если ему запрещено хотеть того, что ему действительно нужно, он отказывается от желаний вообще. Подумайте, как это страшно — ничего не хотеть. А зачем? Все равно не разрешат, запретят, объяснят, что это вредно и опасно, «иди лучше уроки делай».

Наш мир далеко не идеален, он в самом деле небезопасен, в нем существует зло и хаос. Но мы как-то живем в нем. Позволяем себе любить (хотя вот уж это — авантюра с непредсказуемым сюжетом), меняем работу и жилье, переживаем кризисы внутри и снаружи. Почему же вы не позволяете своим детям жить?

У меня есть подозрение, что в тех семьях, где возникают подобные проблемы с детьми, родители не чувствуют своей безопасности. Их жизнь слишком напряженная, уровень стресса превышает адаптационные возможности организма. И так хочется, чтобы хотя бы деточка жила в покое и гармонии.

А деточка не хочет покоя. Ей нужны бури, свершения и подвиги. В противном случае чадо ложится на диван, отказывается от всего и перестает радовать глаз.

Что делать

Как всегда: обсуждать, составлять план, придерживаться его. Для начала вспомните, чего просил ваш ребенок раньше, а потом перестал. Я совершенно уверена, что часовая ежедневная «абсолютно бесполезная» прогулка с друзьями — необходимое условие для психического здоровья подростка.

Вы удивитесь, но бессмысленное «балдение в ящик» (просмотр музыкальных и развлекательных каналов) нужно для наших детей тоже. Они входят в подобие транса, медитативное состояние, во время которого узнают нечто о себе. Не об артистах, звездах и шоу-бизнесе. О себе.

То же самое можно сказать о компьютерных играх, социальных сетях, телефонных разговорах. Это страшно бесит, но надо пережить. Можно и нужно ограничивать, вводить какие-то рамки и правила, но тотально запрещать внутреннюю жизнь ребенка — преступно и недальновидно.

Не выучит этот урок сейчас — накроет потом: кризисом среднего возраста, моральным выгоранием в 35, нежеланием принимать на себя ответственность за семью и т. д.

Потому что недоиграл. Недослонялся бесцельно по улицам. Не посмотрел вовремя все тупые комедии, не поржал над Бивисом и Баттхедом.

Я знаю одного мальчика, который доводил родителей до белого каления тем, что часами валялся в своей комнате и стучал теннисным мячиком в стену. Тихонько, не сильно. Их раздражал не стук, а то, что он ничего не делает. Сейчас ему 30, он вполне справный мужик, женат, работает, активен. Ему нужно было в 15 лет побыть в своей скорлупе.

С другой стороны, как правило, эти дети катастрофически недогружены жизнью. Все, что они делают — учатся. Не ходят в магазин за продуктами для всей семьи, не моют пол, не чинят электроприборы.

Поэтому я давала бы им больше свободы внутри и ограничивала снаружи. То есть ты сам решаешь, во что ты оденешься и чем будешь заниматься кроме учебы, но при этом — вот список домашних дел, приступай. Кстати, мальчики отлично готовят. И гладить умеют. А тяжести таскают как.