Урок дочкам крылов читать краткое содержание. Крыловский вечер в школе - Урок дочкам (Отрывок из комедии)

Страница 26 из 28

УРОК ДОЧКАМ

Комедия в одном действии.
(Отрывки)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Велькаров, дворянин.
Фекла, Лукерья — его дочери,
Даша, их горничная.
Василиса, няня.
Слуга.

Действие происходит в деревне Велькарова.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
(Явление первое опущено)

Фекла, Лукерья, Даша и няня Василиса, которая становит стул и, на нем сидя, вяжет чулок, вслушиваясь в разговоры барышень.

Фекла. Да отвяжешься ли ты от нас, няня Василиса?
Лукерья. Няня Василиса, да провались ты сквозь землю.
Василиса. С нами бог, матушки. Вить я господскую волю исполняю. Да и вы, красавицы мои барышни, что вам за прибыль батюшку гневить? Неужели у вас язычок болит говорить по-русски?
Лукерья. Это несносно! Сестрица, я выхожу из терпенья!
Фекла. Мучительно! Убивственно! Оторвать нас от всего, что есть милого, любезного, занимательного, и завезти в деревню, в пустыню...
Лукерья. Будто мы на то воспитаны, чтоб знать, как хлеб сеют!
Даша (особо (то есть «в сторону»)). Небось для того, чтобы знать, как его едят...
Лукерья. Что ты бормочешь, Даша?
Даша. Не угодно ль вам взглянуть на платье?
Фекла (подходя). Сестрица, миленькая, не правда ли, что оно будет очень хорошо?
Лукерья. И, мой ангел! Будто оно может быть сносно!.. Мы уже три месяца из Москвы, а там, еще при нас, понемножку стали грудь и спину открывать...
Фекла. Ах, это правда! Ну вот, есть ли способ нам здесь по-людски одеться? В три месяца, бог знает, как низко выкройка спустилась. Нет, нет, Даша, поди кинь это платье! Я до Москвы ничего делать себе не намерена.
Даша (уходя, особо). Я приберу его для себя в приданое.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Фекла, Лукерья и няня Василиса.

Лукерья. Eh bien, та soeur ...
Василиса. Матушка, Лукерья Ивановна, извольте говорить по-русски: батюшка гневаться будет!
Лукерья. Чтоб тебе оглохнуть, няня Василиса!
Фекла. Я думаю, право, если б мы попались в полон к туркам, и те б с нами поступали вежливее батюшки, и они бы не стали столько принуждать нас русскому языку.
Лукерья. Прекрасно, божественно! С нашим вкусом, с нашими дарованиями,— зарыть нас живых в деревне? Нет, на что же мы так воспитаны — к чему потрачено это время и деньги? Боже мой! Когда вообразишь теперь молодую девушку в городе,— какая райская жизнь! Поутру, едва успеешь сделать первый туалет, явятся учители,— , рисовальный, гитарный, клавикордный; от них тотчас узнаешь тысячу прелестных вещей: тут любовное похождение, там от мужа жена ушла; те разводятся, другие мирятся; там свадьба навертывается, другие свадьбу расстроили; тот волочится за той, другая — за тем,— ну, словом, ничто не ускользнет, даже до того, что знаешь, кто себе фальшивый зуб вставит, и не увидишь, как время пройдет! Потом пустишься по модным лавкам; там встретишься со всем, что только есть лучшего и любезного в целом городе; подметишь тысячу свиданий; на неделю будет что рассказывать; потом едешь обедать, и за столом с подругами ценишь бабушек и тетушек; после домой — и снова займешься туалетом, чтобы ехать куда-нибудь на бал или в собрание, где одного мучишь жестокостью, другому жизнь даешь улыбкою, третьего с ума сводишь равнодушием; для забавы давишь старушкам ноги и толкаешь под бока, а они-то морщатся, они-то ворчат!.. Ну, умереть надо со смеху! (Хохочет.) Танцуешь, как полуумная; и когда случится в первой паре, то забавляешься досадою девушек, которым иначе не удается танцевать, как в хвосте. Словом, не успеешь опомниться, как уже рассветает, а ты полумертвая едешь домой. А здесь, в деревне, в степи, в глуши... ах! Я так зла, что задыхаюсь от бешенства; так зла, так зла, что ah, si jamais je suis...
Василиса. Матушка Лукерья Ивановна, извольте гневаться по-русски!
Лукерья. Да исчезнешь ли ты от нас, старая колдунья?
Фекла. Не убивственно ли это, миленькая сестрица: не видать здесь ни одного человеческого лица, кроме русского, не слышать человеческого голосу, кроме русского?.. Ах, я бы истерзалась, я бы умерла с тоски, если бы не утешал меня Жако, наш попугай, которого одного во всем доме слушаю я с удовольствием. Милый попенька! Как чисто говорит он мне всякий раз: Uous etes une sotte. А няня Василиса — тут как тут, так что и ему слова по-французски сказать я не могу. Ах, если бы чувствовала всю мою печаль! Ah, ma chere amie!
Василиса. Матушка, Фекла Ивановна, извольте печалиться по-русски,— ну, право, батюшка гневаться будет!
Фекла. Надоела, няня Василиса!
Василиса. Ах, мои золотые! Ах, мои жемчужные! Злодейка ли я? У меня у самой, на вас глядя, сердце надорвалось; да как же быть? — Воля барская. Вить вы знаете, каково прогневить батюшку. Да неужели, мои красавицы, по-французски говорить слаще? Кабы не боялась барина, так послушала бы вас — чтой-то за наречие!
Фекла. Ты не поверишь, няня Василиса, как на нем все чувствительно, ловко и умно говорится!
Василиса. Кабы да не страх обуял, право бы послушала, как им говорят!
Фекла. Ну да вить ты слышала, как говорит наш попугай Жако.
Василиса. Ох ры, мои затейницы! А уж как он, окаянный, речисто выговаривает — только я ничего-то не понимаю!
Фекла. Вообрази же, миленькая няня, что мы в Москве, когда съезжаемся, то говорим точно, как Жако!
Василиса. Такое дело, мои красавицы! Ученье свет, а неученье тьма. Да вот погодите, дождетесь своей вольки, как выйдете замуж!
Лукерья. За кого? За здешних женихов? Сохрани бог! Мы уж их дюжины отбоярили добрым порядком; и с Хопровым, и с Таниным, которых нам теперь батюшка прочит, не лучше поступим. Куда он забавен, если думает, что здесь кто-нибудь может быть на наш вкус!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Велькаров, Фекла, Лукерья и няня Василиса, которая вскоре уходит.

Велькаров. Ну что, няня Василиса, не выступили ли дочери из моего приказания?
Василиса. Нет, государь! (Отводя его.) Только, батюшка мой, не погневись на рабу свою и прикажи слово вымолвить!
Велькаров. Говори, говори, что такое? (Видя, что дочери хотят уйти.) Постойте!
Лукерья. Ах!
Фекла (тихо). Helas!
Велькаров (няне). Ну, что ты хотела сказать?
Василиса. Не умори ты, государь, барышень-то: вить господь знает, может быть, их натура не терпит русского языка,— хоть уж не вдруг их приневоливай!
Велькаров. Не бойся, будут живы. Поди и продолжай только наблюдать мое приказание.
Василиса. То-то, мой отец, видишь, они такие великатные; я помню, чего стоило, как их и от груди отнимали! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Велькаров, Лукерья и Фекла.

Велькаров. А вы, сударыни, будьте готовы принять ласково и вежливо двух гостей, Хопрова и Танина, которые через час сюда будут. Вы уж их видели несколько раз; они люда достойные, рассудительные, степенные и притом богаты; словом, это весьма выгодное для вас замужество... Да покиньте хоть на час свое кривлянье, жеманство, мяуканье в разговорах, кусанье и облизывание губ, полусонные глазки, журавлиные шейки — одним словом, всю эту дурь, и походите хоть немножко на людей!
Лукерья. Я, право, не знаю, сударь, на каких людей хочется вам, чтоб мы походили? С тех пор как тетушка стала нас вывозить, мы сами служим образцом!
Фекла. Кажется, мадам Григри, которая была у тетушки нашею гувернанткою, ничего не упустила для нашего воспитания.
Лукерья. Уж коли тетушка об нас не пеклась, сударь!.. Она выписала мадам Григри прямо из Парижа.
Фекла. Мадам Григри сама призналась, что ее родные дочери не лучше нашего воспитаны.
Лукерья. А оне, сударь, на Лионском театре первые певицы, весь чартер ими не нахвалится.
Фекла. Кажется, мадам Григри всему нас научила.
Лукерья. Мы, кажется, знаем всё, что мадам Григри знает.
Велькаров (Лукерье). Мое терпение...
Фекла. Воля ваша, да я готова сейчас на суд, хоть в самый Париж!
Велькаров (Фекле). Знаешь ли ты...
Лукерья. Да сколько раз, сестрица, в магазинах принимали нас за природных француженок!
Велькаров (Лукерье). Добьюсь ли я?..
Фекла. А помнишь ли ты этого пригожего эмигранта, с которым встретились мы в лавке у Дюшеньши? Он и верить не хотел, чтоб мы были русские!
Велькаров (Фекле). Позволишь ли ты?..
Лукерья. Да, вить до какой глупости, что уверял клятвою, будто видел нас в Париже, в Пале-Ройяль, и неотменно хотел проводить до дому.
Велькаров (Лукерье). Будет ли конец?
Фекла. Стало, благодаря мадам Григри наши манеры и наше воспитание не так-то дурны, как...
Велькаров (схватя их обеих за руки). Молчать! Молчать! Молчать! Тысячу раз молчать! Вот воспитание, что отцу не дадут слова вымолвить! Чем более я вас слушаю, тем более сожалею, что вверил вас любезной моей сестрице. Стыдно, сударыни, стыдно! Девушки, вы уж давно невесты, а еще ни голова ваша, ни сердце не запасено ничем, что бы могло сделать счастье честного человека. Все ваше остроумие в том, чтоб перецыганивать и пересмеивать людей, часто почтеннее себя; вся ваша ловкость — чтоб не уважать ни летами, ни до-стоинствами человека и делать грубости тем, кто вас старее. В чем ваше знание? Как одеться, или, лучше сказать, как раздеться, и над которою бровью поманернее развесить волосы. Какие ваши дарования? Несколько песенок из модных опер, несколько рисунков учителевой работы и неутомимость прыгать и кружиться на балах! А самое-то главное ваше достоинство то, что вы болтаете по-французски; да только уж что болтаете, того не приведи бог рассудительному человеку ни на каком языке слышать!
Фекла. В городе, сударь, нас иначе чувствуют; и когда мы ни говорим, то всякий раз около нас кружок собирается.
Лукерья. Уж кузинки ли наши, Маетниковы, не говоруньи, а и тем не досталось при нас слова сказать!
Велькаров. Да, да! Смотрите, и при гостях-то уж пощеголяйте таким болтаньем, это бы уж были не первые женишки, которых вы язычком своим отпугали!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Велькаров, Фекла, Лукерья и слуга.

Слуга. Какой-то француз просит позволения войти.
Велькаров. Спроси, кто и зачем?
Слуга уходит.
Лукерья (тихо). Сестрица, душенька, француз!
Фекла (так же). Француз, душенька сестрица, уж хоть бы взглянуть на него! Пойдем-ко!
Велькаров. Француз... ко мне? Зачем бог принес? (Увидя, что дочери хотят уйти.) Куда? Будьте здесь, еще насмотритесь. (Слуге, который входит.) Ну, что?
Слуга. Его зовут Маркиз.
Лукерья (тихо сестре). Сестрица душенька, маркиз!
Фекла (так же). Маркиз, душенька сестрица! Верно, какой-нибудь знатный!
Велькаров. Маркиз! Все равно спроси: зачем и кого ему надобно?
Слуга уходит.
Лукерья. Кабы он у нас погостил!
Фекла. Я, чай, какие экипажи! какая пышность! Какой вкус!
Велькаров. Ну!..
Слуга (входя). Его точно зовут Маркизом, по отечеству как, не знаю, а пробирается в Москву пешком.
Обе сестры. Бедный!
Велькаров. А, понимаю, это другое дело; тотчас выйду.
Слуга уходит.
Фекла. Батюшка, неужели не удержите у нас маркиза хоть на несколько дней?
Велькаров. Я русский и дворянин; в гостеприимстве у меня никому нет отказа. Жаль только, что из господ этих многие худо за то платят... да все равно!
Лукерья. Я надеюсь, что вы позволите нам говорить с ним по-французски? Если маркизу покажется здесь что-нибудь странно, то, по крайней мере, он увидит, что мы совершенно воспитаны, как должно благородным девицам.
Велькаров. Да, да! Если он по-русски не говорит, то говорите с ним по-французски, я даже этого и требую. Есть случаи, где знание языков употребить и нужно, и полезно. Но русскому с русским, кажется, всего приличнее говорить отечественным языком, которого благодаря истинному просвещению зачинают переставать стыдиться. Василиса! (Василиса входит.) Будь с ними, а я пойду и посмотрю, что за гость!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Фекла, Лукерья, Даша и няня Василиса.

Лукерья. Сестрица! Я, чай, мы уроды уродами! Посмотри, что за платье, что за рукавчики... как мы маркизу покажемся?
Фекла. Накинем хоть шали. Даша! Даша!
Даша. Чего изволите?
Лукерья. Принеси мне поскорее пунцовую шаль.
Фекла. А мне мою полосатую.
Даша. Тотчас! (Хочет уйти.)
Лукерья. Даша! постой!.. Сестрица, полно, носят ли уже в Париже шали?
Фекла. Нет, нет, останемся лучше так. Даша, дай румяны. (Даша исполняет приказание.) Кажется, в Париже румянятся. Нарумянь меня, миленькая сестрица!
Лукерья. А ты, между тем, растрепли мне хорошенько на голове.
Они услуживают друг другу.
Даша. Что с ними сделалось?
Фекла. Как бы нам его принять? Как будто мы ничего, не знаем!.. Займемся работой.
Лукерья. Даша! Подай нам какую-нибудь работу... Зашпиль мне тут, сестрица... так... немножко более плеча открой.
Даша. Да какую работу, сударыня? Вы никогда ничего не работаете, разве кликнуть людей да втащить наши пяльцы... Ну, право, они одурели!
Лукерья. Ох нет! Ин не надо! Знаешь ли что, сестрица: сядем, как будто б мы что-нибудь читали. (Бросаются в кресла.)
Фекла. Ах, это прекрасно!.. Даша, дай нам две книжки. Сестрица, миленькая, надвинь мне хорошенько волосы на левый глаз!
Лукерья. Так?
Фекла. Постой-ка, нет! Нет, еще, чтоб я им ничего не видела... очень хорошо... Даша, что же книги?
Даша. Книги, сударыня? Да разве вы забыли, что у вас только и книг было, что модный журнал, и тот батюшка приказал выбросить; а из его библиотеки книг вы не читаете, да и ключ у него... Няня Василиса, скажи, право, не помешались ли они?
Василиса. И, мать моя! Бог с тобою; они все в одном разуме.
Фекла. Нет, эдак неловко: лучше встанем, сестрица! Посмотри-ко, как я присяду. (Приседает низко и степенно.) А! Маркиз!.. Хорошо так?
Лукерья. Нет, нет, это принужденно-учтиво; надо так, как будто мы век были знакомы! Мы лучше чуть кивнем. (Приседает скоро и кивает головою.) Ах! Маркиз!.. Вот так!
Даша. Комедию, что ль, они хотят играть? Да что такое сделалось, сударыня? Что за суматоха?
Фекла. К нам приехал из Парижа знатный человек, маркиз.
Лукерья. Он будет у нас гостить... Даша, ты, чай, с роду маркизов не видала?
Фекла. Ах, миленькая сестрица! Если б он не говорил по-русски!
Лукерья. Фи! Душа моя, какой глупый страх! Он, верно, в Париже весь свой век был в лучших обществах!
Фекла. Когда я воображу, что он из Парижа, что он маркиз, так сердце бьется, а я в такой радости, в такой радости: je ne saurais vous exprimer.
Василиса. Матушка Фекла Ивановна, извольте радоваться по-русски!
Лукерья. Добро, няня Василиса, недолго тебе нас мучить: назло тебе наговоримся мы по-французски досыта — нам батюшка позволит.
Василиса. Его господская воля, мои красавицы!
Даша (особо). Что за гость! Что за маркиз! (Увидя Семена.) Ах, это негодный Семен! Боже мой, что такое он затеял?!

Иван Андреевич Крылов

«Урок дочкам»

Фёкла и Лукерья, дочери дворянина Велькарова, воспитывались у своей тётки гувернанткою мадам Григри «на последний манер». Отец приехал со службы к ним в Москву и решил взять дочерей к себе. Модницы рассердили старика тем, что «отвадили грубостями и насмешками» его родных и друзей и всё время приглашали к себе в дом «нерусей». У Велькарова лопнуло терпение, и он привёз дочек в деревню.

Здесь отец запрещает Фёкле и Лукерье говорить по-французски, что является для них самым большим наказанием. И даже всем своим гостям Велькаров приказывает говорить только по-русски. Чтобы дочки не ослушались, Велькаров приставляет к ним старую няню Василису, которая следит за каждым шагом девушек.

У барышень есть горничная Даша. Ещё в Москве собиралась она выйти замуж за Семёна, да только ни у жениха, ни у невесты не было денег. Свадьба была отложена до тех времён, пока деньги появятся. Служа у дворянина Честона, Семён ездил с ним в Пе тербург. Там Честон разорился и был вынужден «на самом лёгком ходу» ехать в армию «бить бусурманов». Занемогший дворянин остановился в деревне Велькарова, и Семён пошёл повидаться с Дашей. Жених и невеста рассказывают друг другу о том, что случилось со дня разлуки. Выясняется, что денег ни у одного, ни у другого не прибавилось. Даша говорит жениху, что её барышни щедры, но только к иностранцам. У Семёна созревает план…

Няне Василисе жалко барышень, которые слышат французскую речь только от попугая. Няня уговаривает Велькарова отменить запрет на французский язык, но тот непреклонен. Барышни с сожалением вспоминают о жизни в городе: там к ним ходили учителя рисования, музыки и танцев, там Фёкла и Лукерья ездили по модным лавкам, по обедам и балам, знали все городские слухи и сплетни. После этого деревенская жизнь представляется им невыносимо скучной. А отец ещё и прочит им женихов из числа местных дворян: Хопрова и Танина, людей «достойных, рассудительных, степенных и притом богатых». Но девицы уже отказали многим женихам; так же они собираются поступить с Хопровым и Таниным.

Слуга докладывает Велькарову, что у дверей его стоит некий француз, и притом маркиз, который идёт в Москву пешком. Гостеприимный Велькаров согласен принять его. Фёкла и Лукерья вне себя от радости. Они волнуются: смогут ли встретить маркиза достойно. Отец разрешает им говорить по-французски, ежели гость не умеет по-русски.

Но, к великому огорчению Фёклы и Лукерьи, француз говорит по-русски. И немудрено: ведь это на самом деле Семён, выдающий себя за маркиза. Барышни ласково встречают мнимого француза, в беседе с ним признаются в отвращении к русскому языку и любви к французскому. Фёкле и Лукерье интересно послушать о

Франции… Однако лжемаркиз может лишь сообщить, что «во Франции все города вистроени на больших дорогах». Но сёстры и от этого в восторге. На вопрос о литературе Семён отвечает, что чтение — занятие не для знатных людей. А главное, «маркиз» хочет рассказать, что с ним случилось множество несчастий: он, знатный человек, путешествует пешком и нуждается в деньгах. Барышни, услышав об этом, плачут от жалости. Глядя на них, плачет и няня Василиса: она вспоминает внука Егорку, которого за пьянство в рекруты отдали.

Велькаров доволен, что «маркиз» умеет говорить по-русски. На радостях он присылает «французу» новую пару платья да двести рублей денег. Фёкла и Лукерья в ужасе при виде платья: на нём «одних галунов полпуда». Но «маркиз», как ни странно, доволен.

Фёкла и Лукерья в восторге от «маркиза», его «благородства и чувствительности». Они горюют о своей участи, не желая быть майоршами или ассесоршами. Одновременно им приходит в голову одна и та же мысль: может быть, или Фёкле, или Лукерье удастся стать «маркизшей»…

Конторщик Сидорка хочет записать в расходную книгу, что «француз» получил двести рублей. Он просит Семёна назвать своё имя. Но тот, как назло, не знает ни одного французского имени. У него есть книжка про похождения маркиза Глаголь, и он решает назвать себя так же. Семён надеется получить от барышень ещё двести рублей, и тогда уж к вечеру «сложить маркизство», обвенчаться с Дашей, распрощаться со своим барином и сразу же ехать в Москву. Там он откроет «или цирюльну, или лавочку с пудрой, помадой и духами».

Фёкла и Лукерья пишут письма Хопрову и Танину, где наотрез им отказывают и даже запрещают приезжать в гости. Няню Василису они запирают у себя в комнате. Девицы пытаются заставить Семёна говорить по-французски, но он не идёт им навстречу, ссылаясь на слово, данное Велькарову. Лжемаркиз уже не знает, куда деваться от настойчивости барышень, но тут, к счастью, появляется няня Василиса.

Велькаров гневается на дочерей: ему удалось перехватить их письма к Хопрову и Танину. Но Фёкла и Лукерья бросаются перед ним на колени: они признаются в своих надеждах, что хотя бы одна из них выйдет замуж за француза. Велькаров обещает проучить девиц.

Сидорка объявляет, что комната для маркиза Глаголь готова. Это имя всех повергает в замешательство. Велькаров догадывается об обмане и требует, чтобы мнимый маркиз рассказал по-французски о своих злоключениях. Семёну ничего не остаётся, как только признаться в самозванстве. Он рассказывает свою историю, говорит о любви к Даше. Велькаров сперва гневается: «Твоя спина дорого мне за это заплатит». Семён и Даша умоляют о прощении. И Велькаров прощает Семёна за тот урок, который он преподал Фёкле и Лукерье. Он разрешает Семёну ехать с Дашей куда угодно, да ещё и даёт им денег на дорогу.

А дочкам своим Велькаров обещает, что останется в деревне до тех пор, пока они не бросят «все вздоры», не научатся «скромности, вежливости и кротости» и не перестанут «морщиться от русского языка». Сёстры лишь издают горестные восклицания на французском языке. Но няня Василиса наготове: «Матушки-барышни, извольте кручиниться по-русски».

Фёклу и Лукерью в Москве воспитывала тетка гувернантка мадам Григри. Когда отец вернулся со службы, то решил забрать девочек к себе в деревню. Он не разрешает сестрам говорить на французском языке. Назначает им няню Василису, которая должна за ними следить.

Есть у девочек горничная – Даша, которая собиралась выйти замуж за Семена, но, не имея денег, молодые отложили свадьбу. Узнав о щедрости Феклы и Лукерьи по отношению к иностранцам, Семен создает план, с помощью которого сможет заработать на создание семьи с Дашей.

Няня Василиса, сочувствуя барышням в том, что французский язык для них под запретом, пытается изменить решение Велькарова, но напрасно старается. Девочки страдают и тоскуют по жизни в городе: красивым модным лавкам, учителям по рисованию и пению. Вместе с тем, отец предлагает дочерям в женихи местных дворян: Хопрова и Танина. Девушки, отказавшие многим, не стали делать исключение.

В дом приходит некий француз. Девушки безмерно счастливы приходу гостя. Учитывая неумение его говорить по-русски, отец разрешает барышням проявить свои способности в разговоре на французском языке.

Но оказывается, что это Семен прикинулся иностранцем, и по-русски он говорит прекрасно. Фекла и Лукерья обсыпают маркиза вопросами о Франции, но он отвечает довольно кратко. Но девушки рады каждому слову. Семен рассказывает о своих несчастьях, пытаясь вызвать жалость, и ему это удается.

Велькаров дарит французу новые платья и двести рублей. Гость восторженно благодарит хозяина.

У девочек возникает мысль привлечь внимание маркиза и возможно кому-то удастся стать его женой.

Конторщик Сидорка спрашивает имя гостя, но он не знает ни одного французского имени. Потому Семен называет себя Глаголем, вспомнив прочитанную книгу. Семен мечтает заработать еще двести рублей у барышень, а вечером обвенчаться с Дашей и уехать с ней в Москву. В письме девушки отказывают выбранным отцом женихам и запрещают им даже приезжать в гости. Свою няню они запирают в комнате.

Отец, узнав о намереньях дочерей выйти замуж за французского гостя, решает их проучить. Услышав лжеимя маркиза, хозяин догадывается об обмане. Он просит Семена поговорить с ним на родном ему языке, и парень признается в придуманном плане. Влюбленные молят о прощении хозяина. И отец прощает Семена, понимая, что таким образом он проучит своих девочек. Молодым он дает денег и позволяет уехать.

Расстроенным барышням приказывает оставаться в деревне до тех пор, пока они не научаться вести себя скромно, как подобает русским девушкам.

"Урок дочкам" - одноактная комедия, в которой рассказывается история двух "людей вольных" - Семена и Даши. Они любят друг друга и хотят пожениться, но, не имея никаких средств, решили сначала накопить сколько-нибудь денег. Через год после разлуки Семен оказывается случайно, проездом, в деревенском доме богатого барина, где служит горничной его Даша. Выясняется, что брак придется опять отложить, так как оба ничего не скопили.

Но тут у Семена зарождается дерзкий план. Владелец деревни, Велькаров, увез сюда, в сельскую глушь, двух своих взрослых дочерей, чтобы отучить их от пристрастия ко всему французскому, привитому им порочным, как поздно увидел отец, городским воспитанием у мадам Григри. И прежде всего он запретил дочерям говорить друг с другом по французски и приставил к ним няню Василису следить неотступно, чтобы они не нарушали его распоряжения.

И вот на протяжении всей комедии галломанки Лукерья и Фекла пытаются нарушить досадный приказ отца, а няня Василиса унимает их, каждый раз говоря, чтобы они изволили гневаться или печалиться по-русски. А в ответ Василиса слышит что-то вроде: "Исчезнешь ли ты, старая колдунья!".

Семен и решил сыграть на галломании сестер Велькаровых. Он выдал себя за француза, маркиза, ограбленного в пути. Хозяин дома дал ему денег, хороший кафтан. Увидев же, что "маркиз" может объясняться хоть и на ломаном, но русском языке, потребовал, чтобы он с его дочерьми не говорил по-французски.

Это было на руку Семену. Дочки безуспешно пытаются поговорить с "маркизом" на его "родном языке" и расспросить его о Париже. Он рассказывает несусветный вздор, но, ослепленные его титулом и "иностранным происхождением", дочки всему верят. Верят тому, что сутки во Франции шестью часами короче, чем в России, что в Париже не читают по-французски, а только говорят...

Очарованные его "умом" и манерами, сестры решают, что хоть одна из них должна стать маркизою, выйдя за него замуж. Они заговаривают об этом с отцом. Но тут обман раскрывается, так как "француз" не только не способен, когда ему разрешили, говорить по-французски, но не может даже придумать себе французского имени.

Семен и Даша просят простить за их обман и помочь пожениться. За тот урок, который мнимый маркиз дал его дочкам, Велькаров оставляет Семену те деньги, которые уже дал, обещает помочь на прощанье.

Велькаров показан умным, патриотически настроенным человеком, который совсем не против французского языка, а только считает, что все хорошо в меру. Но его роль в комедии не велика. В основном на сцене глупые, грубые, невежественные молодые дворянки, прямо перенесенные Крыловым из самых острых сатирических зарисовок "Почты духов", которым противопоставлены сообразительные, вызывающие сочувствие читателей, простые люди - слуги. Почти повторяет одну из зарисовок "Почты духов" рассказ Лукерьи о городской жизни дворянки. Изображение дворянского времяпрепровождения могло пройти на сцену только под флагом борьбы с галломанией.

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) -

Франции... Однако лжемаркиз может лишь сообщить, что «во Франции все города вистроени на больших дорогах». Но сёстры и от этого в восторге. На вопрос о литературе Семён отвечает, что чтение - занятие не для знатных людей. А главное, «маркиз» хочет рассказать, что с ним случилось множество несчастий: он, знатный человек, путешествует пешком и нуждается в деньгах. Барышни, услышав об этом, плачут от жалости. Глядя на них, плачет и няня Василиса: она вспоминает внука Егорку, которого за пьянство в рекруты отдали.

1) -"Урок дочкам" Ивана Крылова-это комедия,где автор высмеивает духовную и моральную отсталость русского общества.Главная идея водевиля-это патриотизм,призыв богатеть "своим умом",за счёт своих богатств,как материальных ресурсов,так и духовных,научных. Дав дочерям дворянина Велькарова простонародные,устаревшие имена,которые давались только крепостным крестьянкам,Крылов утрирует,преувеличивает патриотический пафос комедии. Фёкла и Лукерья-эти имена символизируют безграмотную Русь,устаревшие стародавние устои.Высмеивается и чванливый,недалёкий и глупый отец,назвавший так своих дочерей.

Обе комедии высмеивают общественные пороки,оба автора заставляют смеяться над богатыми,но глупыми людьми.Одинаковы и проблемы воспитания,необразованность скрыть невозможно,что дочкам,что Журдену.Их манеры вызывают осуждения,но оба автора очень смешно изображают персонажей,поэтому смех,как награда неучам.В обоих комедиях есть обман с переодеванием,цель которого -это нравственное поучение,в обмане скрыта мораль и наставления."Развлекая поучать"-мольеровский принцип применил и Крылов.

-"Мещанин во дворянстве"-это как "из грязи в князи",комическая ситуация абсурда,когда люди решают,что всё можно купить за деньги."От ворон отстал, а к павам не пристал".Разбогатевший,но не поумневший,мещанин Журден решил купить себе дворянский титул и стать благородной персоной.Но благородство,манеры,образование не купить,это вызывает лишь смех у окружающих. У героинь Крылова тяга к подражательству,любовь к всему иностранному.Им не важны ценности русской земли,а хлеб и без них и посеется,и взойдёт.Дочки считают себя передовыми и прогрессивными,а на деле-они отсталые и бездуховные.Дочки стремятся выйти замуж за иностранцев,желательно французов и вырваться из деревни.Им очень хочется примкнуть к высшему свету,который они обожают,даже не зная.Мольер высмеивает унижения мещан перед аристократией,ненавидя их в душе,мещане старались стать одними их них,глупо считая их господствующим классом.

2)Желание быть не теми,кто есть на самом деле живо и в наши дна.Не имея достаточной образованности,нередко люди пытаются прыгать "из грязи в князи".Заносчивость "белой кости " сохранилась до сих пор,некоторые кичатся своим происхождением,на деле позоря его.
Тяга к иностранному сохранилась,занижение достоинств своего родного,
русского тоже,увы,присутствует в нашем обществе.
Мания подражательства сильна в наши дни,начиная с "западной" моды на одежду,воспитание,систему образования,манеры поведения,
и заканчивая засильем богатейшего языка в мире,словами-заменителями,
которые " лайкают" наш язык,но не делают его "стар",помещая в "топ",а искажают и лишают своеобразности,делая штампованным языком "селфи".