"Они любили друг друга так долго и нежно" «ОНИ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА ТАК ДОЛГО И НЕЖНО» , стих. Л. (1841), вольный перевод стих. Г. Гейне «Они любили друг друга, но никто из них» («Sie liebten sich beide, doch keiner...») из «Книги песен» («Buch der Lieder», 1827). Два первых стиха Гейне взяты Л. в качестве эпиграфа. Сохранившиеся редакции показывают, как Л. в процессе работы все более удалялся от оригинала. Ритмико-синтаксич. строение стих. Гейне претерпело в переводе изменения. Тонич. трехударный стих подлинника передан Л. своеобразным стихом, сочетающим правильный 4-стопный трехсложник с весьма редкой в рус. стихосложении трехсложной анакрузой, обычно имеющей здесь ослабленное дополнит. ударение на втором слоге. Изменилась и система рифмовки (у Гейне рифмуются четные стихи, у Л. в первой строфе рифмовка смежная, во второй - перекрестная), исчезли enjambements, усилился трагич. пафос, скрытый у Гейне за нарочито сдержанной интонацией. Глубоко созвучная осн. мотивам творчества самого Л. тема разобщенности влюбленных, взаимного непонимания достигает в стих. предельного драматизма. В отличие от Гейне, окончившего стих. смертью обоих любящих, Л. переносит трагедию в вечность; притом, в противоположность характерному для романтич. поэзии мотиву «встречи» любящих душ за гробом и разрешения «там» неразрешимых «здешних» коллизий, в стих. Л. смерть - вечное и безысходное продолжение земного «страданья» (ср. в «Демоне»: «Моя ж печаль бессменно тут, / И ей конца, как мне, не будет»). Стих. положили на музыку: Ц. А. Кюи, А. С. Аренский, Ф. Ф. Кенеман, Ф. М. Блуменфельд, С. Н. Василенко, Н. Я. Мясковский, А. В. Богатырев, Г. В. Свиридов, М. М. Ипполитов-Иванов и др. Автографы: беловой - ГПБ, Собр. рукоп. Л., № 12 (записная книжка, подаренная В. Ф. Одоевским); черновые - там же. Впервые - «ОЗ», 1843, № 12, отд. 1, с. 317. Датируется маем - нач. июля 1841 по положению в записной книжке.
Лит.: Белинский , т. 8, с. 94; Гинцбург , с. 218-219; Дурылин С., Академический Л. и лермонт. поэтика, в кн.: Труды и дни, тетрадь 8, М., 1916, с. 106, 130-31; Эйхенбаум (5), т. 2, с. 253-54; Сигал , с. 346; Шувалов (4), с. 258-59, 260, 280; Иконников (2), с. 47-50, 67; Федоров (2), с. 267, 270-72.
Р. Ю. Данилевский Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. - М.: Сов. Энцикл. , 1981
Смотреть что такое ""Они любили друг друга так долго и нежно"" в других словарях:
МОТИВЫ поэзии Лермонтова. Мотив устойчивый смысловой элемент лит. текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных (где мотив означает минимальную единицу сюжетосложения) и лит. худож. произв. Мотив м. б. рассмотрен в контексте всего творчества… … Лермонтовская энциклопедия
Составляет важнейшую часть его лит. наследия. По характеру дарования Л. по преимуществу лирик с необычайно рано сформировавшимся и обостренным чувством личности; в центре его лирики художественно обобщенный образ, близкий самому поэту, что… … Лермонтовская энциклопедия
Михаил Юрьевич (1814 1841) поэт. Сын аристократки, вышедшей против воли родных замуж за бедного дворянина армейского «капитана в отставке». Мать Л. умерла в 1817, отец по бедности мог доставить ребенку лишь скромное воспитание. И бабушка Л. по… … Литературная энциклопедия
Немногочисленны, но являются (особенно стихи) органич. частью его лит. наследия. Переводы стихотворные составляют ок. 30 стих. с выявленными источниками, но есть еще, по всей вероятности, и скрытые переводы, с неустановл. оригиналами. Поэт не… … Лермонтовская энциклопедия
СТИХОСЛОЖЕНИЕ Лермонтова. Стиховая речь Л. как особый вид поэтич. речи характеризуется чрезвычайным разнообразием выразит. средств: обилием метрич. и строфич. форм, свободой ритмич. вариаций, богатством мелодич. интонаций, изобразительностью… … Лермонтовская энциклопедия
ЭПИГРАФ у Лермонтова, один из характерных стилеобразующих элементов его поэзии. Обычная функция Э. цитаты, изречения или пословицы, в афористически сжатой форме выражающие осн. коллизию, тему, идею или настроение предваряемого произв., у Л.… … Лермонтовская энциклопедия
- «ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ» (1839 84), журнал, первоначально сборник (1818 I ч., 1819 II ч.), основанный в Петербурге П. П. Свиньиным и в 1820 30 издававшийся им ежемесячно. В 1839 «ОЗ» были возобновлены А.А. Краевским, издавались ежемесячно (в 1865… … Лермонтовская энциклопедия
- (1821 77), рус. поэт, революц. демократ. Преемник традиций А. С. Пушкина и Л. в рус. поэзии. По количеству цитаций и переложений Л. занимает в творчестве Н., особенно молодого, первое место. В юношеском сб. «Мечты и звуки» (1840) близки к Л. по… … Лермонтовская энциклопедия
Лермонтов М. Ю.
«Они любили друг друга так долго и нежно»
Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt"es dem andern gestehn
Heine*
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокою и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Дата написания: 1841 год
Они любили друг друга, но ни один не желал
признаться в этом другому. Гейне (нем.)
Данное стихотворение является вольным переводом стихотворения Гейне
«Sie liebten sich beide, doch keiner».
Читает Ираклий Андронников
Ира́клий Луарса́бович Андро́ников (иногда встречается написание Андронников; 1908 - 1990) - советский писатель, литературовед, мастер художественного рассказа, телеведущий. Народный артист СССР (1982).
Михаи́л Ю́рьевич Ле́рмонтов (3 октября 1814, Москва - 15 июля 1841, Пятигорск) - русский поэт, прозаик, драматург, художник. Творчество Лермонтова, в котором удачно сочетаются гражданские, философские и личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы. Оно оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов XIX и XX вв. Драматургия Лермонтова имела огромное влияние на развитие театрального искусства. Произведения Лермонтова получили большой отклик в живописи, театре, кинематографе. Его стихи стали подлинной кладезью для оперного, симфонического и романсного творчества, многие из них стали народными песнями.
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокою и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Лермонтов М.Ю..
Жизнь - обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.
Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: "Лишь сердце потревожь,
Жизнь - обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.
Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе".
Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что эта жизнь - стезя
Пусть обманут легкие подруги,
Пусть изменят легкие друзья.
Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык, -
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.
Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил - забыли про меня.
Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.
Есенин
..
"Искусному ремесленнику, стихийному еретику, а впоследствии - великому философу Лао Цзы приписывается следующее высказывание: «Слепой знает, что кусок угля черный, а кусок мрамора белый. Но если перед ним положить два этих предмета, он не сможет указать, который из них белый, а который черный». Я думаю, то же самое касается и нравственных категорий. Практически любому нормальному человеку известно, что нужно следовать добру и противиться злу. Такую предпосылку можно считать бесспорной. Но вот как определить, что есть в данный момент добро, а что зло? Тут требуется совсем другое зрение - зрение души. В этом смысле почти все мы слепы. В погоне за добром попадаем в тенета зла. Благими намерениями мостим дорогу в ад. Губим любовью, возвышаем ненавистью. Не щадя жизни, отстаиваем собственное рабство. Проклинаем провидцев и славим лжепророков. Гордимся причастностью к сокровищам премудрости и никогда не следуем ее советам..
Как мне быть, заблудившемуся в чужом мире ничтожному слепцу? На кого уповать, на что надеяться? Где моя путеводная звезда? Как найти эту звезду и как не спутать ее лучи с отблеском геенны огненной?
Разум подсказывает, что единственный источник, из которого я могу черпать свет истины, это моя собственная душа. Иной вопрос - достаточно ли чист и глубок этот источник? А попросту говоря, в свое ли дело я ввязался, по плечу ли мне эта ноша? "
Разве ты еще не распробовал сладость власти? Выше этого нет ничего на свете.
Власть превращает недоумка в мудреца, урода - в писаного красавца, косноязычного заику - в краснобая, негодяя - в святошу, труса - в героя.
Даже самая маленькая власть приятна, а уж что говорить о власти безграничной. Не голод правит миром, а жажда власти. Пусть даже это власть над толпой голых дикарей. Власть - вот главное, а всякие там разговоры о благе народа, справедливости и добродетелях - чепуха. Так было всегда, так есть и так будет! А впрочем, ты и сам это знаешь…
Брайдер Ю., Чадович Н. Евангелие от Тимофея Гл.3
Давно замечено, что изоляция от соблазнов и искусов суетного мира весьма благоприятно сказывается на мыслительной деятельности. Скольких великих творений ума человечество не досчиталось бы, если бы не тюрьмы, монастыри и карантины по случаю чумы.
Брайдер Ю., Чадович Н. Евангелие от Тимофея. Гл.1
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
М.Ю. Лермонтов, 1841
Это стихотворение является вольным переводом стихотворения Г.Гейне «Sie liebten sich beide»:
Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt’es dem andern gestehn;
Sie sahen sich an so feindlich,
Und wollten vor Liebe vergehn.
Sie trennten sich endlich und sah’n sich
Nur noch zuweilen im Traum;
Sie waren längst gestorben,
Und wussten es selber kaum.
Чтобы найти отличия текстов Гейне и Лермонтова, приведу перевод этого стихотворения Вильгельмом Левиком:
Они любили друг друга,
Но встреч избегали всегда.
Они истомились любовью,
Но их разделяла вражда.
Они разошлись, и во сне лишь
Им видеться было дано.
И сами они не знали,
Что умерли оба давно.
Заметно, что Лермонтов внёс в стихотворение новый смысл.
Сохранились черновики Лермонтова к этому стихотворению: http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/lerm05/vol02/L522159-.HTM
Например, таков был вариант третьей строчки: Но как враги друг друга боялись
Первоначальный вариант последней строчки был таков: Взяла их смерть... и все объяснилось на небе
Потом Лермонтов заменил его на вариант: Но в мире новом друг друга они не узнали
Лермонтов предпочел вариант с трагической концовкой, когда любовь, которая могла стать вечной, была убита навсегда. Люди, которые должны были стать самыми близкими людьми, стали по своей воле настолько чужими друг другу, что даже не узнали друг друга в мире ином.
Пример совсем другой концовки можно увидеть в последних строках романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо»:
«Но что сказать о людях, еще живых, но уже сошедших с земного поприща, зачем возвращаться к ним? Говорят, Лаврецкий посетил тот отдаленный монастырь, куда скрылась Лиза, - увидел ее. Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини - и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо - и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу. Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства... На них можно только указать - и пройти мимо.»
В этих строках совсем другие ощущения, чем в стихотворении Лермонтова. Любовь, связавшая души Лаврецкого и Лизы, жива и связь между их душами сохранится навечно. В то время как герои лермонтовского стихотворения разорвали эту связь навсегда.
Я знала, что он, как всегда, опоздает, поэтому не спешила – есть кому прийти позже меня. Тем более что и время было. Поминутно поправляя съезжающую с плеча сумку, я шла по коридору, уворачиваясь от носящихся взад-вперёд стай из младших классов. Я поднялась на третий этаж пристройки, где размещался всего один кабинет и библиотека; маленькая площадка была забита до отказа, и шум голосов сразу нагнал на меня невероятную тоску – как трудно выдержать эти несчастные пять минут переменки! Поднимаясь по крутым муниципальным ступеням, я увидела, что вечно опаздывающий стоит, опершись на перила, окружающие лестничную площадку. Несколько месяцев я пыталась не смотреть на него, и даже находила некоторое развлечение в том, чтобы наклониться и повернуть голову так, чтобы чья-нибудь спина или глобус заслоняли его от меня, особенно если он, не дай Бог, сидел ко мне боком – на глаза его смотреть не было никакой физической возможности. Это очень смущало.
А уж слушать его… все ничего не значащие подколы и приколы, шуточки разной степени похабности… всё это было как шелуха, забивающая уши. А сейчас он стоял, опершись на перила, и смотрел вниз, где свернулись лестничные геометрические извивы, отсутствующим взглядом; мысли его пребывали где-то далеко, где как будто никто не бывал вообще никогда. За одно это можно было простить всё! И ту девчонку со светлыми, крашеными чёрным ресницами, голубыми глазами и улыбкой грызуна – даже её.
Он покосился на меня с выражением не совсем проснувшегося человека, и я отвела взгляд. Мы никогда не здоровались и за неделю говорили друг другу от силы две-три фразы в случае крайней необходимости. И сейчас я бы не сказала ему «привет» за все блага мира, честное слово, чтоб на меня упал стеллаж в библиотеке!
На ходу доставая хрестоматию, я подумала с тоской, что впереди ещё три часа в скорбном заведении – средней школе. И выкрашена она была жёлтой краской, так что была в полной мере «жёлтым домом», и являлась даже не «матросской тишиной», а, наверное, «матросской громкостью». Во всяком случае, здесь было зубодробительно шумно.
Вдобавок, на этом часу мы и сидели по соседству с ним. Едва я опустилась на гладкую лакированную скамейку, на которой у меня не доставали до пола ноги, то почувствовала, что сердце колотится где-то в горле, ещё немного – и его придётся хватать зубами, чтобы не выскочило. Я непроизвольно сглотнула, чувствуя, как пульсируют все нервы, связки, вены и артерии тела.
«Здравствуйте! – рявкнул кто-то у меня в голове. – Только этого не доставало! Это ж любовь!..»
Эта мысль настолько меня поразила, что весь урок пропал бесследно, и я не помнила ничего.
Захватив сумку, взявшись за ручки пакета, я спускалась по лестнице, шла по коридорам, вымазанным поверху побелкой; подняв глаза вверх, я увидела голую лампочку на проводе, и мне представилось, что я ночую в подъезде. Хрестоматию, где вся школьная программа содержалась в разжёванном виде, я до сих пор держала в руке. На крыльце, где продолжалась школьная тусня, я её раскрыла, мелькнула борода Толстого и бакенбарды Пушкина, какие-то слова о гениальности и вечности. Я шла к ограде, к калитке; раскрыла на Лермонтове и увидела вдруг то, чего не видела ни в одной хрестоматии отродясь.
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Руки у меня дрогнули, я стояла посреди улицы; книжка всё-таки выпала у меня из рук я упала на влажный, пахнущий недавним дождём асфальт.
- Чёрт! – сказала я. Не успела я нагнуться, как перед книгой остановились чёрные ботинки. Хрестоматию подняли и протянули мне длинными пальцами жестом милостивого монарха. Я подняла взгляд, увидела его.
- Спасибо, - сказала я и приняла у него изгвазданную книжку.
- Ты взяла мой пакет, - ответил он на это. Я моргнула, заглянула во внутренность своего пакета и видела чужие кроссовки; устыдившись, я что-то пробормотала извинительное и вернула пакет. Он отдал мне мой. Ситуация была исчерпана, но он задержался на несколько секунд; спросил:
- Что читала?
- Лермонтова.
- И как?
- Ты издеваешься?
- Я серьёзно спросил.
- Ну, красиво.
Он ещё что-то собирался сказать, но буркнул:
- Ладно, пока.
И пошёл. Я равнодушно развернула книгу на измятой лермонтовской странице, дочитала стихотворение:
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступила за гробом свиданье…
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Я впервые расплакалась о несбыточном над книжкой, прямо на улице. Достала наушники и плеер из кармана, врубила полную громкость, чтобы грохотом музыки заглушить стук сердца – я не хотела его слышать больше никогда, не хотела слышать своих мыслей и читать эти чёртовы стихи. Девчонка с улыбкой грызуна снова мне вспомнилась; сунув хрестоматию в сумку, я ринулась в переплетение заплёванных дворов и старых переулков, мечтая никого не видеть больше.